Елизавета. Любовь Королевы-девственницы

По дороге ее встречали по-прежнему как королевскую особу, что очень не нравилось сопровождающим. Самой Елизавете было все равно, она никак не могла прийти в себя от потрясения, испытанного в Тауэре, а вот ее тюремщик Генри Бедингфилд бесился, когда увидел, что в Итоне мальчики из колледжа выстроились вдоль дороги, чтобы поклониться дочери короля. В здешней глуши крайне редко появлялись особы королевской крови, потому со всей округи сбегались сельчане посмотреть на госпожу Елизавету. Повозка всегда была полна даров – пирогов, меда, цветов, свежего хлеба… Это страшно злило Бедингфилда, но тот ничего не мог поделать.

В особенно дурацком положении они оказались в Вобурне под Букингемпширом, поскольку никто не знал, как оттуда добраться до Вудстока! Елизавета фыркнула: хорошо королевство, до одного из королевских замков не просто не проехать, но, похоже, дороги нет вовсе! Дорог не было не только в Вудсток, их не было вообще. Кое-где наезжены колеи, которые при малейшем дожде раскисали и превращались в болота. Интересно, подозревает ли об этом Мария? Конечно, нет. А отец знал? Наверняка тоже нет.

Наконец, нашелся человек, который отправился с ними дальше. Фермеру очень понравилась эта общительная щедрая дама, совсем не такая, как ее неблагодарная сестра. Елизавета порадовалась, что занятый чем-то другим Бедингфилд не слышит слов их спасителя, она приложила палец к губам и глазами показала разговорчивому фермеру на своего тюремщика. Тот кивнул, мол, понял, но по дороге еще не раз заводил разговор о том, насколько леди Елизавета лучше своей сестры. Бедингфилд делал вид, что не слышит, потому как принимать меры против фермера нельзя, можно остаться посреди болот вообще без помощи.

Наконец, они услышали долгожданное:

– Вудсток, леди Елизавета.

Вудсток… Где-то здесь лабиринт Розамунды… Но думать о любовных страстях своих предков не хотелось совсем, не до них. Мне бы их проблемы, – мысленно вздохнула Елизавета. Хотя если задуматься, то проблемы были схожими: король Генрих III спрятал свою любовницу от гнева супруги, но та нашла Розамунду и в лабиринте Вудстока. Те же страсть и ревность, и снова гибель женщины из-за любви. Неужели и правда страсть приносит Евиным дочерям только погибель?! Тогда она лично ни за что больше не позволит ни одному мужчине взять над ней власть!

Совершенно не к месту снова мелькнуло воспоминание о детском друге брата Эдуарда Роберте Дадли, которого видела в Тауэре. Вся семья Дадли сидела в тюрьме в ожидании приговора, потому что младший брат Роберта Гилберт на свое несчастье женился на бедолаге Джейн. А красавчик Роберт мог бы привести женщину к гибели? Хотя, что рассуждать, ее саму из Тауэра выпустили, а Дадли оставили…

Кстати, Роберт уже давно был женат, его супруга Эми Робсарт даже появлялась в Тауэре в утешение бедолаге, об этом болтали между собой старые, дурно пахнущие крысы, охранявшие Елизавету в тюремной камере… Они еще болтали, что сам Роберт не слишком радовался визитам юной супруги, видно, не любил… Зачем тогда женился? – мысленно удивлялась Елизавета.

Бедингфилд не позволил долго предаваться размышлениям, потребовав, чтобы опальная леди не маячила на виду у окрестных жителей и ушла в свои покои. Покоями это назвать можно было только в насмешку, но за неимением иных пришлось приводить в порядок эти. Елизавете надолго стало не до Дадли и его взаимоотношений с женщинами.

Английский двор теперь больше похож на испанский. Чопорные, надменные испанцы, прибывшие в Лондон вместе с Филиппом II, сначала были встречены английской знатью неприязненно, а их наряды казались нелепыми. Но совсем скоро с той стороны Ла-Манша начали приходить сведения, что именно такой костюм, как у приближенных нового короля, моден в Европе! Пришлось приглядеться внимательней с целью найти и для себя что-то привлекательное, смириться и одеться так же. Не отставать же от остального мира.

Женщины подобно королеве закрыли свои декольте гофрированными тканями, спрятали подбородки в высокие воротники-рафы, водрузили на тщательно убранные наверх волосы небольшие чепцы… На виду оставались только лицо и кисти рук.

Но куда более разительно изменился вид мужчин. Объемные, широкие мантии времен короля Генриха, придававшие им основательность, исчезли, зато многочисленные разрезы покрыли не только рукава, но и все остальное. Теперь рубахи торчали и на животах, а из штанов вовсю топорщилась подбивка. Первое время такие фасоны вызывали откровенные насмешки, но если двор так носит, куда деваться остальным? Мужчины принялись щеголять в дублетах, изрезанных столь щедро, что уследить за всеми разрезами стало проблемой, слуги не всегда вовремя замечали нарушения в одежде, но, главное, кавалеры обрели пышные, также сплошь дырявые штаны, отчего стали похожи на ходячие тыквы на тонких, кривых ножках…