Елизавета I

Мальчик-король был очарователен — настоящая куколка в шляпе с пером и бархатном камзоле со знаками королевского достоинства. Забавно подражая отцу, он хмурил бровки и расхаживал по зале приемов, но в устах Эдуарда с его тонким голоском гневные и устрашающие тирады Генриха звучали смешно, и к тому же сыну катастрофически не хватало могучего физического здоровья отца. Выглядел он ребенком хрупким, слабым, нуждающимся в заботе. Все беспокоились за него, начиная с советников, у которых уже был готов план действий на случай его смерти, до столичных жителей — им надо было хоть изредка видеть эту щуплую, гнущуюся под тяжестью драгоценностей фигурку, и, когда Эдуард не появлялся на публике слишком долго, всем приходила в голову мысль о худшем. В двенадцать лет король записывал в дневнике: «Распространились слухи о моей смерти, и потому пришлось проехать через Лондон».

Не по годам, как и его сводные сестры, развитой умственно, Эдуард со временем стал таким прекрасным знатоком языков, что бегло разговаривал на латыни даже на научные темы. Значительно продвинулся он и в знании греческого, а также современных языков, хотя габсбургский посол, когда кто-то сказал ему, что король владеет латынью лучше, чем он французским, пробурчал нечто в том роде, что Эдуард одинаково плохо говорит на обоих языках. В любом случае по этой линии юный король значительно опережал своих советников; Дадли, когда ему пришлось высказаться о документе, определяющем статус ордена Подвязки, который Эдуард собственноручно переписал на безупречной латыни, с некоторым смущением заметил, что может лишь «догадываться» о его достоинствах.

Однако воспитание Эдуарда носило по преимуществу практический характер: да, ему не мешали с удовольствием заниматься языками — особенно нравилось Эдуарду делать заметки о только что прочитанных проповедях, когда английские слова он писал греческими буквами, — но прежде всего учили повелевать. Основательная географическая подготовка была делом первостепенной важности для короля, который со временем поведет в бой армии и флоты, так что еще мальчиком Эдуард мог с легкостью отбарабанить названия всех заливов и бухт, а также портовых и вообще прибрежных городов на берегах Франции и Голландии. Знал он и особенности течения больших рек, и осадку кораблей, которые могут ходить по этим рекам, и количество матросов на борту. Особое внимание уделялось видам вооружений, хотя эти занятия носили исключительно теоретический характер, ибо жизнь короля почиталась слишком ценной, чтобы подвергать ее риску на ристалище. Не были забыты также вопросы военной истории и стратегии. Эдуард запоминал имена своих наиболее влиятельных подданных, знати, сельских сквайров, которые в случае войны могут послать своих людей в королевскую армию.

Генрих VIII неизменно придавал огромное значение соблюдению ритуалов, и теперь все делалось для того, чтобы его наследник рос в такой же обстановке. Соблюдались те же сложные церемонии, разыгрывались турниры и домашние спектакли, что поражали в свое время воображение гостей короля Генриха. И двор был столь же многочислен — от французского повара до художников, врачей (целая команда числом в пятнадцать человек), десятков музыкантов, наигрывавших танцевальные мелодии во время королевского обеда и нежные баллады, когда король в поисках уединения удалялся в свои личные апартаменты. Королевской персоне оказывались особые знаки почтения. Если отцу Елизавета кланялась трижды, то брату пять раз, хотя сам он едва ли обращал на это внимание и вообще не позволял ей — как, впрочем, и другим родственникам — усаживаться вместе с ним под королевским балдахином. И все же пышно разодетый, сверкающий драгоценностями маленький король выглядел комично. Почитали его сугубо внешне, двор поддерживал иллюзию власти, выхолащивая ее суть. Ибо никто не забывал, что за королем постоянно возвышается фигура регента, который на самом деле и принимает все решения.

Эдуард Сеймур и его надменная, властная жена занимали во дворце апартаменты, обычно предназначаемые для королевы. Герцогиню (ее мужу достался титул герцога Сомерсета, когда его брат Томас стал бароном Садли) это более чем устраивало, ведь она всегда утверждала, будто в ее жилах течет кровь Плантагенетов, и считала только естественным, что такое положение и должно соответствовать ведущей роли мужа в управлении страной. Регента тоже вполне устраивали занимаемые апартаменты, хотя, если жена была озабочена прежде всего вопросами престижа, то сам он больше думал о том, как бы поставить на колени шотландцев и укрепить свою власть.