Елизавета I

В то же время это был, бесспорно, боец и циничный индивидуалист, за которым стояли семья и политические интриги, немало напоминающие те, в которые была втянута в юные годы сама Елизавета. В детстве он был нелюбимым младшим сыном, чуть ли не проклятием семьи, и вырос неслухом и забиякой. Впоследствии герцог принялся интриговать против брата, короля Генриха, — любимца матери, а затем беззастенчиво и самозабвенно (что Елизавете, безусловно, понравилось бы) заигрывать поочередно то с протестантами, то с католиками. Человек, несомненно, беспринципный, Алансон в то же время однажды торжественно провозгласил в присутствии своих приспешников, что «пока на троне сидит его брат, столь презрительно третирующий его, принца крови, ни одному из них света не видать». Такая смелость со стороны коротышки, ростом меньше чем в пять футов, должна была прийтись по душе Елизавете.

Между прочим, именно решимость, даже безрассудная отвага Алансона лежали в основе складывающихся династических связей между Тюдорами и Валуа. Пользуясь наступившей в опустошительной гражданской войне во Франции паузой, Алансон предложил свои услуги в борьбе с голландскими кальвинистами, восставшими против Филиппа II. Ситуация там сложилась весьма неопределенная. В первой половине 70-х годов испанцы полностью контролировали Нидерланды, но затем повстанцы-протестанты — с помощью английского провианта, английских волонтеров и английских денег — добились известного самоуправления и свободы вероисповедания. Влияние Габсбургов пошатнулось, и любой толчок мог привести к военному столкновению. Лестер, хоть и поседевший и отрастивший изрядный живот, мечтал повторить во Фландрии подвиги юности и хвастал, что в ближайшее время наберет такую армию, какую Англия не видела за последние сорок лет. Пока, впрочем, это были только слова, но Алансону, которого во Франции не любили за тщеславие и интриганство, ничто не мешало преследовать собственные цели, было бы только чем платить. Вот вместе с предложением руки и сердца он и обратился к Англии с просьбой ссудить его тремястами тысячами дукатов.

Но с английской точки зрения предприятие это было сомнительное. Ничего, естественно, не имея против укрепления антииспанских сил, Елизавета в то же время отнюдь не желала французского господства в Нидерландах, ибо эта территория могла стать плацдармом для броска в Шотландию, а оттуда и в Англию, тем более что такие планы Франция не переставала вынашивать. Если Алансон действительно ищет во Фландрии личной славы — то что ж, ничего худого в том нет, по крайней мере сейчас. Но если его просто используют как таран, тогда эта авантюра может оказаться опасной, и ему надо либо противостоять, либо — решение, конечно, радикальное — выходить за него.

Пришла и прошла Пасха, а королевской свадьбы все не было. Тем не менее брачный контракт был составлен по образцу подобного, уже очень давнего контракта между Филиппом и Марией Тюдор. И те же проблемы возникли перед участниками переговоров с английской стороны. Следует ли мужа английской королевы именовать королем Англии? Какие земли в Англии станут его собственностью, какие — герцогства, и как быть, если жена, что весьма вероятно, покинет земную юдоль раньше его? Далее, как быть с вероисповеданием, ведь Алансон — католик. Должно ли позволить ему отправлять собственный обряд, и если так, то последует ли этому примеру его свита?

Советники трудолюбиво занимались своим делом, не обращая внимания на ропот, возникший в народе в связи с предполагающимся браком, и даже забыв на время собственные распри и личные интересы. Им щедро заплатил Симье, а некоторым вдобавок к тому и испанцы; помимо того, им следовало угадывать и желания королевы, ибо от нее целиком зависело их личное благополучие (особо настороже надо было быть католикам: в том, что касается взяток от иностранцев, Елизавета глаз с них не спускала). Суссекс (вместе с Сесилом) выступал за брак отчасти из чувства верности королеве, а отчасти из желания насолить своему старому недругу Лестеру. Уолсингэм, чей вес в Совете в последнее время сильно вырос, разрывался надвое. Как фанатичный протестант, он содрогался при одной только мысли о том, что принцем-консортом Англии станет католик, но как яростный сторонник английского вторжения в Голландию против сатанинских сил Испании не мог не поддерживать военные амбиции Алансона, за которым стояли имя и влияние Валуа. Уязвленный Лестер, ревновавший к Симье, был, естественно, против. Играя на чувствах Елизаветы, он прикинулся больным как раз в тот момент, когда она готова была выдать Алансону разрешение на визит в Англию.