Правда, следует заметить, что не все из тех, что опускались на колени перед распятием, приходили в церковь добровольно — иных гнали силой. Один свидетель, верноподданный королевы, описывает такую картину: повстанцы врываются в город, вытаскивают людей на улицу, заставляя их встать в ряды освободителей королевы от людей, якобы «использующих ее в своих целях», а тех, кто отказывается или идет неохотно, взбадривают взятками, а иногда и мечом.
Тем не менее, по сведениям, доходившим до Сесила, призывы к благочестию и патриотизму вместе с угрозами тем, кто отказывался взять в руки оружие, привели к тому, что в ряды повстанцев влились сотни и тысячи людей. По нефам собора Святого Павла с таинственным видом расхаживали хорошо, по их словам, осведомленные о событиях на севере страны приверженцы католической веры, распространяя слухи о растущей силе повстанцев. Елизавету и членов ее Совета все это всерьез беспокоило. Они были отнюдь не склонны преуменьшать возникшую угрозу, тем более что от Суссекса, главы королевской администрации в северных районах Англии, «наместника севера», как его называли, приходили весьма тревожные сведения: ему все труднее становится поднимать людей на борьбу с бунтовщиками.
В результате всех усилий, пишет Суссекс в Лондон 18 ноября, удалось собрать лишь четыреста всадников; местные землевладельцы и общины упрямо цепляются за своих людей в заботе о собственной безопасности. Ряды пеших солдат тоже невелики, к тому же многие отряды, по крайней мере гарнизон в Бервике, никак не назовешь серьезной силой. Кузен Елизаветы лорд Хансдон устроил смотр, во время которого обнаружилось, что едва ли не каждый второй — ветеран, чуть ли не калека, страдающий от ран, полученных в прежних войнах. «Им в богадельне место, а не на поле боя», — саркастически писал он.
Но даже и в таком войске идет ропот или что-то похожее на него. Воинам Суссекса «не нравится погода», они жалуются на дождь и снег, хмуро поглядывают на покрытое тучами небо, но в то же время почти в открытую выражают недовольство призывом на службу королеве. А людей в Бервике и вовсе пришлось грозно предупредить, чтобы никто «не позволял себе выражать неудовольствие божественной персоной королевы и ее славными деяниями», не говоря уже о самомалейших намеках на симпатию к бунтовщикам, сочувствие их идеалам и замыслам. Тем временем последние, по слухам, взяли, имея пять тысяч пеших и тысячу двести конных солдат, Рипон и, встав под знамена веры, воззвали к горожанам и святым угодникам, чтобы те оказали им поддержку в праведной борьбе.
Вот уже больше десяти лет как католицизм в Англии не поднимал головы. Но внешнее смирение, готовность покориться господствующей вере были обманчивы, и относилось это не только к северу, но и ко всей стране. Сотни тысяч, а может, и миллионы, возможно, большинство населения Англии в глубине души оставались католиками. Публичные обряды, что в 1569 году наложили такой сильный отпечаток на жизнь в северных районах, регулярно, хоть и тайно, отправлялись и в других местах. Клирики направлялись во главе паствы в церковь, служили обедню, а потом возвращались к мессе. Наиболее твердые сыны веры молились дома, где им никто не мешал соблюдать традиционный обряд и читать католические молитвенники.
А иные даже брали их с собою в церковь и, как сетовали проповедники-протестанты, «не отрывали от них глаз, когда с кафедры читали Библию под звуки божественной литании». Многие из людей старшего возраста настаивали на праве молиться по-своему во время общей молитвы и, даже когда священники отнимали у них четки, продолжали беззвучно шевелить губами.
Быть может, этих правоверных бабушек, упрямо не желавших расставаться с четками, властям опасаться и не приходилось, но вот о католических державах на Континенте, готовых в любой момент поддержать своих единоверцев в Англии, этого не скажешь. Заговорщики на севере уже пользовались плодами такой поддержки. Папский агент в Лондоне, некий нечестивый флорентийский банкир по имени Ридольфи, переслал Вестморленду и Нортумберленду крупную сумму на приобретение оружия и военного снаряжения. Французский король Карл IX или, точнее, его мать Екатерина Медичи, ибо сам Карл играл в данном случае роль второстепенную, сулила послать пять тысяч солдат для оказания помощи в восстановлении законных прав Марии Стюарт, а вместе с тем и католической веры в Шотландии и желательно в Англии. Испанцы тоже, дабы не остаться в стороне, пообещали обоим графам прислать войска весною 1570 года, когда предполагалось начать широкомасштабное восстание, и в доказательство серьезности своих намерений заранее отправили в Лондон своего посланника, которому, когда придет момент, предстояло оставить дипломатический пост и стать во главе испанских вооруженных отрядов.
Но главная опасность исходила от Марии Стюарт. Настойчивая, хитроумная, лживая до мозга костей, она беспокойно металась по Тьютбери-Касл под пристальным надзором Франсиса Ноллиса, троюродного брата королевы Елизаветы; в сущности, Мария оказалась в заточении в Англии.