Эликсир от бессмертия

Вот этой гнилой романтической философией надо заниматься не в моем возрасте, а много-много раньше. Когда нормальные юноши задаются вопросами о смысле жизни и бытии Божьем — лет в семнадцать, двадцать... Но это нормальные. А ненормальные сразу пишут программу развития и врубают камеру. Стало быть, думать за этого сукина сына придется мне, теперь, когда уже, откровенно говоря, поздно.

Вернемся к нашим баранам. Что сукин сын делал? Карикатуру. Профессор Викторов через минуту после выхода из камеры читает студентам лекцию, завернувшись в носовой платок. Стало быть, надобно было ему прежде всего существо непугливое, невозмутимое, с психикой крепкой, как бетонная шпала… — Викторов снова открыл окно с программой. — Симпатика-парасимпатика, миндалина… Так оно и есть. Впору позавидовать: он вообще ни хрена не боится и не пугается. Если на него падает шкаф, спокойно сделает нужное число шагов в сторону. Может, конечно, не успеть, но сердечко не забьется. Физиологическая имитация МОЕЙ уверенности в себе — жизненного и преподавательского опыта, регалий и всего прочего: «Полковники не бегают: в мирное время это вызывает смех, в военное — панику». Ну, хоть за это вам спасибо, господин Нефедов, очко в вашу пользу. Как бы там ни было дальше, уравновешенность нам понадобится.

Что еще? Лексика. Юмор. Мало им было спокойствия, захотелось пририсовать ироническую улыбку. Юмор — функция логики, умение извлекать из логических нарушений удовольствие регулируется не столь уж сложной схемкой. С этим ясно. А лексика… Он раскрыл и пролистал архив текстового файла. Судя по его размерам, маленькую голову загрузили до упора. Или, по крайней мере, попытались загрузить. Все ли поместилось, и если не все, то что именно, — вопрос второй. Делали, небось, частотный анализ... цитаты вылавливали. «Бой в Крыму, все в дыму» — это я им на семинаре, про их графики... Ладно. Разберемся.

Владимир Данилович собрал накопители и диски в сумочку. Пора домой — не ночевать же здесь. И его придется взять с собой.

— Устали? — спросил он зигонта, пытаясь говорить бодро.

— Есть немного, — тот улыбнулся в ответ. — А вы?

— И я. Знаете что... Кстати, как мне вас называть?

— Вопрос. Поскольку Владимир Данилович — это вы... Они меня называли Данилычем.

— Не пойдет. — Данилычем сверстники почему-то звали Даньку-Данилу — старшего внука профессора.

— И еще Вовочкой.

— Паршивцы. — Из всех идиотских анекдотов эти — самые что ни на есть... — Нет, ни в коем случае. Погодите минутку… Как насчет Лада?

Это прозвище студент Викторов получил сразу по приезде из Гарварда в Москву. На исторической родине уменьшительное «Влад» почему-то ассоциировалось с графом Дракулой, что абсолютно не подходило к улыбчивому отличнику, самому веселому в группе и сугубо положительному во всех отношениях. Над несоответствием потешались, пока однокурсница Марго, чья мама была из Кутаиси, не окликнула Влада-Владимира: «Ладо!». Так появился грузино-славянский ник, который года через два, с повзрослением и поумнением, был вытеснен традиционным «Володя».

— Лад? Нормально. Не возражаю.

— Отлично. Так вот, Лад, нам с вами пора домой.

— Домой? Вы хотите взять меня с собой?

— Я считаю, это самое разумное, что мы можем сделать. Пока мне не хочется впутывать посторонних...

— Да, я понял вас, — маленький Лад поднял руку знакомым движением. – Я только сомневался, что это возможно.

— По закону невозможно, — Викторов усмехнулся, вспомнив забытое, еще мамино словечко, — а в принципе — возможно.

* * *

— Крыску с собой берете, Владимир Данилович? – спросила вахтерша. Профессор Викторов был ее любимцем.

— Угадали, Анна Александровна, — профессор галантно улыбнулся и приподнял над вертушкой контейнер для мелких млекопитающих. Хороший контейнер, утепленный, без окошек, с частой решеткой, — зима же на дворе. — Крыса сфинкс — знаете про них?

— Ой. Это как?

— Бесшерстная линия.

— Голая, что ли?! Фу, жуть какая, — Анна Александровна кокетливо хихикнула. – Чего вы только ни придумаете, господа ученые. Не открывайте, не хочу на это смотреть! Всего доброго!

Контейнер надежно встал на сиденье «вольво» рядом с водительским. Снег все шел и успел налипнуть на крышку, пришлось отряхивать. Когда впереди показался мост, Владимир Данилович поймал себя на мысли, что неплохо было бы въехать на пустой тротуар, поближе к перилам, выйти из машины с контейнером в руке, размахнуться — и в воду, благо Москва-река толком не замерзает... Но тут же представил, как сквозь решетку мелькнет фонарный свет, а затем потечет ледяная жижа, и Лад успеет все понять, — и крякнул от стыда.

* * *

— Бред какой-то, бред... — простонал Нефедов, он же Саргон, откидываясь в кресле и таская себя за бороду. — Шулька, но это же фейк?! Ну фейк полный, ты сама посмотри, этого же не может быть?!

— Смотрела уже, — стеклянным голосом сказала девушка. — Смотрела я все это. Чего не может быть-то?