Эликсир любви

– О, я совсем забыл! – опомнился Фабрицио. – Я приготовил для тебя подарок.

И он достал рулон из своего тубуса с образцами ткани, развернув небольшой, 50×70 сантиметров, холст.

– Какое чудо, – выдохнули мы, переглянувшись с Кариной, вспомнив наше шутливое рассуждение о том, что кувшинка символизирует состояние Девочки.

Прозрачные акварельные краски изображали плавающую кувшинку и обнаженную девушку, раскинувшуюся на этой кувшинке. Чистота и тонкость линий и прозрачность молочно-розовых мазков создавали иллюзию, что цветок превращается в девушку или девушка становится частью цветка. И в ее позе было столько невинности и в то же время чувственности, что казалось, каждый штрих наполнен эротизмом. Карина приложила картину к стене в алькове. И хотя картина совсем не соответствовала французскому стилю, мы вдруг почувствовали, как воздух в комнате завибрировал от проснувшихся желаний. Спирос уже по-другому посмотрел на кровать маркизы де Помпадур и на меня и как бы между делом заметил:

– Хотелось бы мне почувствовать себя Людовиком, делящим ложе с очаровательной возлюбленной.

– О, – рассмеялась Карина, – ложе есть, осталось найти возлюбленную!

– Хотелось бы надеяться, что я ее уже нашел, – обнимая и притягивая меня к себе, пробормотал Спирос. – Когда два человека соединяются – сливаются две энергии, сливаются два мира, и хочется продлить это сладостное мгновение, насладиться им в полной мере. Так же, когда вдыхаешь запах цветка и замираешь от восторга, когда от красоты происходящего захватывает дух. И древние считают, что именно в это мгновение происходит квантовый скачок в другое измерение, когда двое становятся одним, и растворяются друг в друге, и чувствуют друг друга каждой клеточкой своего тела, – шептал он мне на ухо.

Я покраснела, словно уличенная в чем-то постыдном, потому что я, смотря на роскошную кровать, упивалась совсем другими мечтами, представляя себе Богдана и наши сплетающиеся тела. Наверное, мои потемневшие глаза и учащенное дыхание разбудили надежды Спироса, который тут же все принял на свой счет. «Хватит мечтать о мужчине, – остановила я себя, – который так долго ждал, чтобы написать смс. Я же ничего о нем не знаю. Глупо фантазировать о едва знакомом человеке, когда рядом такой мужчина, как Спирос: умный, успешный и притом сексуальный, разделяющий мою увлеченность различными практиками и готовый многое сделать ради меня». И словно подтверждая мои мысли, Спирос достал небольшую бархатную коробочку:

– У меня тоже есть для тебя подарок!

«Только бы не кольцо», – испугалась я, открывая коробочку. В коробочке на белой атласной ткани лежал золотой крестик.

– Это крестик из церкви Святого Спиридона. Меня назвали в честь него. Он будет тебя охранять и напоминать обо мне! – Спирос смотрел на меня, ожидая моей реакции. Я промолчала, погруженная в свои мысли.

1906

Я вошла, погруженная в свои мысли, вспоминая наш прощальный поцелуй с Сергеем. Мы шли пешком до тетушкиного дома после прогулки на пароходе, болтая ни о чем. Но стоило нам войти под арку Сената и Синода и очутиться на малолюдной улочке, буквально в нескольких шагах от тетушкиного дома, как Сергей схватил меня в объятия. Было что-то в прикосновении его горячих губ, что заставило меня почти потерять сознание и задрожать в его руках. Было чувство, что я вдруг оказалась под палящим солнцем, в лучах которого я плавилась и плавились все мои мысли. И в какой-то момент я сама стала этим солнцем, превратившись в пульсирующий огненный шар желания. Где-то всплыла мысль, что это безумие – стоять на улице посреди дня и так целоваться. Последним усилием воли оторвавшись друг от друга, мы попрощались. Войдя в дом, я все еще продолжала дрожать, пытаясь справиться с нахлынувшим на меня желанием, и застыла, увидев Арсения, увлеченно о чем-то беседовавшего с тетушкой.

Арсений кинулся ко мне, опрокинув чашку с чаем. Смутившись, он остановился.

– Не беспокойтесь, я позову горничную. – Тетушка встала и выскользнула из столовой, оставив нас вдвоем.

– Я все лето думал о вас, но каждый раз, когда я садился писать, все слова казались примитивными и глупыми, и я рвал эти письма. Оказалось, что написать научный труд легче, чем выразить словами то, что хочешь сказать той, которая так много значит для тебя. С нотами оказалось проще.

– С нотами? – переспросила я.

– Да, я написал музыку для вас, – Арсений протянул мне ноты, ожидая, что я скажу. «Какие творческие мужчины меня окружают», – подумала я, уже придя в себя, один подарил томик стихов, другой – сочинил музыку. Но самое ужасное, что, увидев Арсения, я почувствовала, что на меня нахлынули вспоминания о том, как он пел романс. «Какой ужас, – подумала я, – я же только что целовалась с одним и тут же вспоминаю о поцелуях другого». Но, смотря на Арсения, я вдруг поняла, как сильно я соскучилась по нашим прогулкам, по разговорам, по той недоговоренности, что осталась между нами. Но все, что я смогла произнести, было:

– Может, вы сыграете ее для меня и тетушки?