Эликсир Коффина

Первая партия вакцины появилась через двадцать три дня. И всю ее, точно алчная губка, за какие-нибудь три часа жадно впитало изнемогающее от насморка человечество. В Европу, Азию и Африку помчались сверхскоростные самолеты, неся на борту драгоценный груз, миллионы иголок вонзились в миллионы рук, — и, громогласно чихнув в последний раз, человечество вступило в новую эру.

Но были и неверующие, — без них нигде не обходится.

— Божешь уговаривать бедя сколько угоддо, — хрипло твердила Элли Доусон, упрямо тряся белокурыми кудряшками, — бде все равдо де дадо дикаких уколов.

— Ну почему ты такая неразумная, — с досадой говорил Филипп. — Вот уже два месяца тебя не отпускает этот насморк. Ты же не можешь ни есть, ни дышать, ни спать…

— Де дадо бде дикаких уколов, — упорствовала Элли.

— Но Элли…

— Де дадо бде, де хочу я дикаких уколов! — завопила она, уткнувшись ему в плечо.

Филипп обнял жену, поцеловал в ухо и ласково забормотал что-то. Нет, все бесполезно, подумал он с грустью. Элли не жалует науку, для нее что прививка от насморка, что от оспы — одно и то же.

— Ладно, детка, никто тебя не заставляет. Но ты из-за этого насморка, верно, совсем потеряла обоняние. Вылила на себя столько духов, что и у быка голова закружится. — Филипп утер ей слезы и улыбнулся. — Ну-ну, приведи себя в порядок. Пойдем обедать к Дрифтвуду? Говорят, там подают превосходные отбивные…

Филипп открыл глаза и сел на постели, дико озираясь. В окно струился слабый утренний свет, внизу в кухне Элли звенела посудой.

Ему казалось, что он задыхается. Он вскочил и уставился на туалетный столик Элли. Черт возьми, кто-то, наверно, пролил целый флакон духов! От тошнотворно-сладкого зловония кружилась голова. Филипп замигал, дрожащей рукой зажег сигарету. Спокойно, без паники, — сказал он себе, затянулся и судорожно закашлялся: едкий дым обжег ему горло и легкие.

— Элли!

Надрываясь от кашля, он кинулся в прихожую. Запах горящей спички превратился в едкую вонь, будто тлел палый лист. Филипп с ужасом уставился на сигарету и отшвырнул ее.

— Элли! Кто-то поджег дом!

— Ду что ты, глупый, — донесся снизу голос Элли. — У бедя просто подгорели гредки.

Филипп кинулся вниз по лестнице. В нос ударил острый прогорклый запах горящего жира и одуряющий запах перекипевшего кофе.

— Неужели ты не чувствуешь, какая тут вонь?

На плите негромко, многообещающе булькал автоматический кофейник. На сковородке шипела и сверкала яичница, подсыхали на бумажном полотенце ломтики ветчины. Все дышало невинностью и покоем.

Филипп осторожно отнял руку от носа, и… едва не задохнулся.

— Ты что, в самом деле не чувствуешь, какая тут вонь? Поди-ка сюда на минутку.

От Элли так и несло ветчиной, кофе, горелыми гренками, но больше всего духами.

— Ты уже душилась сегодня?

— До завтрака? Да ты сбеешься!

Филипп помотал головой.

— Постой, постой. Должно быть, мне все это просто кажется… Слишком много работал, нервы шалят.

Он налил себе кофе, добавил сливок, положил сахару.

Но от кофе разило так, будто оно недели три кипело в грязной кастрюле. Запах был какой-то искаженный, отвратительно преувеличенный. Он заполнил всю кухню, обжег Филиппу горло, и слезы хлынули у него из глаз.

И тут перед Филиппом забрезжила истина. Расплескав кофе, он задрожавшей рукой отставил чашку. Духи. Кофе. Сигарета…

— Шляпу, — задыхаясь выговорил он. — Дай шляпу. Мне надо в лабораторию.

По дороге ему становилось все хуже и хуже. Во дворе его едва не стошнило от запаха сырости и гнили. Соседский пес испускал благоуханье целой собачьей своры. День выдался сырой, дождливый, и в автобусе стояла духота, как в раздевалке для спортсменов после труднейших состязаний. Рядом плюхнулся мутноглазый субъект, и Филиппу разом припомнилось, как студентом он ради заработка чистил чаны на пивоваренном заводе.

— Пррекррассссное утро, док? — выдохнул мутноглазый. Он еще, вдобавок, позавтракал чесночной колбасой! Филиппа замутило, и со стоном облегчения он вывалился из автобуса у ворот лаборатории.

На лестнице он встретил Джейка — тот был бледен как полотно.

— Привет, — еле выговорил Филипп. — Отличная погода.

— Да-а, — ответил Джейк. — Погода отличная. А ты… э-э… как ты себя чувствуешь?

— Отлично. — Филипп с напускной деловитостью открыл инкубатор, где хранились колбы с вакциной. Но тотчас вцепился в край стола так, что побелели суставы. — А почему ты спрашиваешь?

— Просто ты сегодня неважно выглядишь.

Они молча уставились друг на друга. Потом, точно по сигналу, взглянули в дальний конец лаборатории, где за перегородкой помещался кабинетик Коффина.

— А шеф уже пришел?

— Он там, у себя. И дверь запер.

— Придется отпереть, — сказал Филипп.

Доктор Коффин отпер дверь и, попятившись, прислонился к стене, лицо у него было серое. В кабинетике разило патентованным средством, каким хозяйки освежают воздух в кухне.

— Нет, нет, сюда нельзя, — пискнул Коффин. — Даже не подходите. Я не могу с вами сейчас разговаривать. Я… я занят. Срочная работа…

— Рассказывай! — рявкнул Филипп, поманил Джейка в кабинетик, запер за ним дверь и повернулся к Коффину.

— Когда это у тебя началось?