Сергей чувствовал, что больше всего Камиль хочет квартирой похвастаться. И он решил своими глазами взглянуть на новорусский шедевр. Тем более что одна из соседок, по образованию инженер-строитель, на днях жаловалась Францеву, встретив его в магазине: «Представляете, Сергей Николаевич! Он не только все СНИПы нарушает, он же ещё несущие стены сносит! Говорят, джакузи, камины устанавливает. Мы же теперь и летом, и зимой задыхаемся. Он всю вентиляцию разрушил, балконы объединил в лоджии. Это всё рухнет. Сложится всё, как карточный домик. Не рассчитаны наши дома на серьёзные нагрузки. Он нас всех погубит. И ведь никакого над ним контроля, никакого сладу. Никого к себе не пускает, а проверяющих подкупает!»
Вот Францев и решил воспользоваться случаем — взглянуть своими глазами на фантазии Камильки.
— Никого не пускаю в свою крепость! — отпирая дверь, сказал сосед. — Только вы, как западный человек, способны без зависти на всё посмотреть. Вот они, плоды трудов, — Камиль сделал рукой широкий приглашающий жест.
«Плоды» начинались прямо с лестничной клетки. Её стены все были расписаны и превращены в «райский сад». Эти художества очень нелепо смотрелись в вытянутой кишке, которая раньше была общим коридором для четырёх квартир блочного дома времён позднего Брежнева.
В каждом углу помещения были размещены в высоких вазонах юкки и пальмы.
— Экзоты, — с удовольствием произнёс Камиль заграничное слово и открыл дверь, ведущую в квартиру. Собственно, после перепланировки она перестала быть квартирой в привычном понимании этого слова.
— Апартэмо! — торжественно объявил Камиль. — Милости просим!
Францев обомлел. Всё помещение прихожей было выкрашено золотой краской, а посредине стояла широкая золотая колонна.
— Ёшкин кот, да у тебя здесь музей…
— Не-а, это ещё не музей! Вы проходите, Сергей Николаевич, — увлекал гостя за собой безмерно довольный хозяин.
Осторожно ступая по сверкающим мраморным плитам, Сергей остановился как вкопанный перед водной гладью.
— Не ожидали?! — расхохотался Камиль.
— Это что же? Бассейн?! В блочном доме?!
— Ну бассейн — не бассейн, а освежиться после работы можно. Как в большущей ванной. Здесь почти полметра глубины.
— А сколько же ты от межэтажных перекрытий оставил? Ты же нас всех затопишь.
— Да что вы, здесь гидроизола столько, как в настоящем бассейне… Мне самый дорогой дизайнер всё проектировал. Столько денег содрал, мама не горюй. Зойка сказала, что у них в Швейцарии за ремонт намного меньше платят.
— А что, жена твоя в Швейцарию перебралась?
— Да, жена, тёща и сын в Монтрё, слышали, небось? Там их пристроил. А я здесь вроде как на охоте… на деньги охочусь, — довольно ухмыльнулся он. — Больше же нигде так не срубишь. Они там с бабульками нелегко расстаются. Это здесь край непуганых идиотов. Я за их счёт уже свой хромосом до седьмого колена обеспечил безбедной жизнью.
Францеву было неприятно неприкрытое самодовольство Камиля.
— И что же приносит наибольший доход, если это не коммерческая тайна?
— Какая тут тайна?! Жратва, химия, шампуни. Всем кушать хоцца, одеться, помыться. Вон «шестёрочка» за углом — моя. И таких магазинов у меня уже целая сеть.
— Постой, постой! Я же там вчера отоваривался. И хочу тебе как владельцу прямо в лицо сказать: твой швейцарский шоколад, который я там купил, вовсе не швейцарский, я его вкус хорошо знаю. И шампунь — не немецкий.
— Да, конечно, не швейцарский, дай бог — польский, и шампунь никакой не немецкий — ваша правда. Мы же у них только тару закупаем. А так льём что придётся.
— Так тебя же, голубчик, иностранные фирмы по судам затаскают и без штанов оставят за компрометацию деловой репутации!
— Ой, не могу, — по-бабски заголосил Камиль. — Сергей Николаевич, какая репутация, чья репутация? Здесь и слово-то такое исчезло в наш прогрессивный век. А до суда дело не дойдёт. У нас договор только на тару. А остальное — это наш бизнес! И наше ноу-хау, — произнёс он новое для себя слово. — Льём в их бутылки что захотим, а они на это подписались.
— Во молодцы! Настоящие бизнесмены!
«Настоящий бизнесмен» иронию не почувствовал и изрёк:
— А то! Иначе миллионы не сделаешь, а Камиль не побрезгует наклониться и даже копеечку поднять.
— А как же духи, крема, «Шанель», косметика?
— О, тут своя закавыка. Тут мы идём другим путём, — Камиль разливал чай по цветастым чашкам, усадив Францева за огромный обеденный стол, окружённый бежевыми стульями с резными спинками. — Мы как поступаем? Едем за границу и оптом скупаем у них всё, что не распродалось и идёт у них на утилизацию. Им выгодно — за утилизацию платить не надо, нам выгодно — три цены возьмём за несвежий, но западный товар.
— Понятно. За осетрину «второй свежести» помнишь, что Воланд с буфетчиком сделал?
— Извините, Сергей Николаевич, не врубаюсь, какой Воланд?
— Ладно, проехали. Ну а детское питание — с ним как? Собачью еду засовываете?
— Ну уж скажете… мы же не звери какие. Мои товароведы только срок затирают, если что не продалось, и новый клеят. И в первый ряд на полках, чтобы быстрее расхватали.