Эльфийское отродье

Эльфийские владыки далеко. Лашана и прочие разведчики не обнаружили никаких следов жилья на расстоянии нескольких дней пути. Драконы говорили, что климат в этих местах умеренный. Вокруг росли густые смешанные леса, совершенно девственные. В лесах в изобилии водилась непуганая дичь — и, если не злоупотреблять охотой, так оно будет и впредь. Единственная проблема — как добыть другую пищу, кроме мяса: волшебники так привыкли таскать себе припасы из эльфийских амбаров, что почти никто из них не умел добывать пищу самостоятельно. Находить в лесу съедобные растения были способны разве что трое-четверо. Конечно, можно было бы расчистить несколько акров и посеять хлеб, — но это все равно, что открыто заявить о своем присутствии. Вряд ли старшие волшебники пойдут на такое.

«К тому же копать, сеять, собирать урожай — это тяжелый физический труд, а волшебники не снизойдут до того, чтобы работать руками».

Впрочем, это все в будущем. А сейчас Лашане не хотелось думать о будущем. Сейчас ей хотелось просто стоять, смотреть на землю с высоты птичьего полета, упиваться красотой реки, текущей в долине, голубизной неба, величием тянущихся ввысь деревьев…

— Ну что, Проклятие Эльфов, как тебе нравится быть героиней?

Шана отпустила мысли ястреба и, нахмурившись, обернулась к Каламадеа, Отцу-Дракону, который сейчас пребывал в облике седого волшебника-полукровки. Ярко-зеленые глаза и заостренные уши говорили о предполагаемом отце-эльфе, но грубоватые черты, обветренная кожа и седина в волосах напоминали о матери-человеке.

— Отец-Дракон, мне не хотелось бы, чтобы ты называл меня этим прозвищем, — сердито сказала Шана. — Оно мне не нравится.

— Ну почему же? — отозвался Каламадеа, присаживаясь на выступ скалы.

— Оно тебе подходит — или ты подходишь под него.

— Которое из двух? «Героиня» или «Проклятие Эльфов»? Меня не устраивает ни то, ни другое.

Шана снова отвернулась, разыскивая в небе ястреба.

— Я не люблю, когда меня называют «Проклятием Эльфов», потому что мне не хочется, чтобы люди видели во мне какой-то символ, исполнительницу «предназначения». Потому что я — это я, Лашана, просто Лашана, и я не виновата, если я подхожу под какую-то дурацкую легенду, которую вы же, драконы, сами и сочинили! Да под эту легенду подходит уйма народу! Почему бы вам было не прозвать Проклятием Эльфов Тень? Или Зеда? Или хотя бы Денелора?

— Потому что именно тебе удалось поднять восстание против хозяев-эльфов и улучшить жизнь хотя бы немногих людей-рабов, — ответил Каламадеа, шутливо дернув ее за рыжую прядь. — И именно ты призвала на помощь драконов!

— Да ну, глупости! — простонала Шана, — Даже если бы я ничегошеньки не сделала, ты все равно нашел бы способ вмешаться и привел бы остальных на помощь волшебникам. Ты ведь и сам это знаешь!

— В самом деле? Я ведь не герой, Шана, — возразил Каламадеа.

— Так ведь и я не героиня, — упрямо возразила Шана.

Потом, тяжело вздохнув, добавила:

— И в предводители я тоже не гожусь. Мне очень жаль. Вот если бы меня специально воспитывали для этого, учили управлять людьми…

Мне не хочется доверяться Парту Агону после того, как он меня использовал, но он, по крайней мере, знает, как заставить людей делать то, что он от них хочет. Во всяком случае, люди привыкли видеть в нем главного волшебника и потому повинуются ему, не раздумывая. А меня они не слушаются. Нет, они называют меня предводительницей, но ведь я не могу заставить их понять, что им же самим на пользу! Смотри, я нашла для них прекрасное место, огромную систему пещер у реки, в прекрасной плодородной долине, а они все спорили, стоит ли устраивать новую Цитадель именно тут! А тут еще этот Каэллах Гвайн…

— Ты справляешься куда лучше, чем тебе кажется… — начал Каламадеа и осекся на полуслове. Шана проследила направление его взгляда и увидела в небе дракона — в настоящем драконьем облике. Дракон парил над склоном холма в восходящих воздушных потоках, пониже того места, где расположились Шана с Каламадеа. На драконе сидел всадник-полукровка.

— А-а! — сказал Каламадеа, прищурившись. — Похоже, это твой названый брат и твой молодой друг. Должно быть, прочие волшебники хотят нам что-то передать.

Дракон был некрупный — для дракона, конечно, — и ярко-голубой, а всадник — не выше самой Шаны. Дракон подлетел к ним, подняв ветер могучими взмахами крыльев, и тяжело приземлился неподалеку от Шаны и Каламадеа, на небольшой площадке у края обрыва.

Худощавый темноволосый юноша поспешно соскользнул с дракона и подошел к ним. Дракон обернулся волшебником, чтобы занимать меньше места. Шана отвернулась, чтобы не видеть, как Кеман превращается в невысокого, мускулистого, темно-русого молодого полукровку: превращение сопровождалось колебаниями и изменениями, от которых у Шаны всегда начинало неприятно сосать под ложечкой, если смотреть вблизи.