— Сонил, развяжи нашего
Шаман настолько обомлел от такой наглости, что аж крякнул, но в его маленьких слюдяных глазках появилось невиданное прежде Лиэном выражение. Охотник рискнул бы назвать его восхищением, если бы не дикий вид заросшего седыми волосами горца, у которого непонятно что на уме.
По знаку Шигерха гномы посторонились, пропуская пятерку эльфов. Когда отряд проходил мимо, волки попятились и расступились, усиленно втягивая воздух черными носами. На тропе, закрывая путь, остался только белый вожак: широко расставив лапы, он угрожающе наклонил лобастую голову и с минуту пристально, не по-звериному, изучал надменное лицо лорда.
— Прочь! — приказал Даагон и ему.
Мощные клыки зверя обнажились в оскале. Вожак повернулся и вальяжно, не торопясь, зашагал впереди.
Подождав, когда эльфы, неожиданно для себя получившие то ли проводника, то ли стражу, скроются за скальным выступом, Шигерх приказал своему отряду следовать за ними в отдалении и не спускать с чужаков глаз, а сам обошел вокруг Лиэна, словно тот вдруг стал неодушевленным камнем.
Охотник молчал, сжав рогатину. Справится ли он? Шаман был очень сильным магом.
— Ты знаешь, что из-за тебя погибли гномы Фогфелла? — спросил Шигерх. — Они выжили даже в войне, чтобы сложить головы из-за какого-то остроухого паршивца! С них заживо снимали кожу. Даже если я сделаю с тобой то же самое, это не утолит мести гор. Их было трое, а ты один. С другой стороны, шестеро эльфов за троих гномов — это куда лучше. Мы обещали пропустить ваш отряд к оборотням, раз уж они вам так понадобились. Но никто не говорил, что выпустит вас обратно.
Лиэн вскинул голову.
— Видно, это и есть честь гор. Сами убийцы тебе не по зубам, Шигерх. Ни по твоим, ни по волчьим. Ты боишься слуг Мортис, тебе их не достать, как Большую луну, вот и воешь на отражение Малой в воде. Воистину, это настоящая месть горца. Твой подвиг высекут на каменных скрижалях, повелитель волков!
Шаман угрожающе поднял посох, борода его вздыбилась.
— Не смей болтать о чести, ты, недостойный даже произносить это слово! — рявкнул он. — Тридцать лет ты прячешься за чужими спинами и трясешься от страха. Ты позволил связать себя и тащить, как собаку на поводке, мимо непогребенного праха твоего наставника. Мне на тебя и плевка жалко! Но помни, не стоящий и тени тех, кто погиб за такое ничтожество: только от тебя зависит, вернутся ли эти эльфы в свои леса живыми.
Горец повернулся и зашагал к перевалу. Волки двинулись за ним почетным эскортом.
Ошеломленный Лиэн крикнул вслед:
— Что мне надо сделать, чтобы они вернулись?
Шигерх оглянулся и осклабился:
— Я тебе не наставник. Спрашивай у себя. Или у Раэрта.
Сквозь истончившийся покров серых туч просачивались лучи закатного солнца, окрашивая заснеженные ели тревожным багрянцем. Лед на горных вершинах отсвечивал кровавыми сполохами.
Лиэн слушал молчание гор, и его охватывало такое же ледяное равнодушие. Похоже, ему все-таки не добраться до нового Посоха Духа. Он сам себе не позволил, сам так решил. Сам ли? Лиэн уже не мог сказать, кто так решил — он или Древо, таившееся в нем?
И освободили его совсем не те, от кого он ожидал спасения. Горец просто не мог быть служителем Мортис — Лиэн никогда не слышал, чтобы гномы предавали своих богов.
Почему шаман, ненавидевший эльфов, это сделал? Может быть, просто в пику надменному лорду? Вопрос, на который Лиэн никогда не получит ответа. А сколько их еще! Почему лорд уперся, не желая отдавать гномам «друида», от которого сам же мечтал избавиться? Что нужно демону? И должно ли Лиэна все это беспокоить?
«Спрашивай у себя»… Его душа тоже молчала, и только непрестанный зов, сосущий стон Древа он слышал в ответ. С каждой минутой зов становился все оглушительнее, словно Древо было совсем близко. Почти рядом. Внутри. Оно питалось его давним ужасом, навсегда вошедшим в плоть и кровь. Оно само становилось его плотью и кровью, и чем дальше пытался Лиэн убежать от него, тем ближе оно подступало.
Один неверный шаг, одно неправильное решение, одна кровавая битва — и Лиэн перевоплотится, даже не успев применить Последнюю Руну. Впрочем, он уже боится ее применить. Ищет оправдания, обходные пути. Разве не потому он предпочитает не думать о том, что случится, если его пронзит внезапная стрела или предательский меч в спину? Он не хочет думать об этом, потому что знает ответ.
«Спрашивай у себя».
Лиэну нужен был ответ лишь на один вопрос, самый главный. Все остальное — не важно.