Элемента.T

По большому добротно справленному дому она двигалась как тень, бесшумно и незаметно. Через сени сразу прошла на кухню и, взяв кадку с зерном, пошла кормить бегающих по небольшому загону курей. Погладила радостно вилявшего хвостом пса на длинной цепи. Закрыла калитку в палисадник, выгнав оттуда белую бородатую козу. Вертушка, на которую запирали калитку, ослабла, и она подняла камень и стукнула по ней хорошенько пару раз. Убедившись, что теперь она держится крепко, вернулась в дом.

За деревянным столом, выскобленным добела и заставленным закусками, пировали двое. Крепкий мужик с усами и пышными бакенбардами и тощий юноша с водянистыми глазами и безвольным подбородком.

— Николай Михалыч, — сказала девушка, качая головой, и вытирая со стола крошки и разбросанную квашеную капусту из миски, перевёрнутой чьей-то неловкой рукой. — Ещё вечер и не настал, а вы уж набрались.

— Опять ты за своё! Отец я тебе, Дуся, родной отец! Что ты всё Николай Михалыч, да Николай Михалыч. Да, Васька? Правильно я говорю?

— Правильно, папенька! — отозвался юноша и пьяно икнул.

— Вот, учись! — он с трудом поворачиваясь, посмотрел на неё, но она снова только покачала головой и скрылась в дверях.

— А возьми-ка ты Васька Дуську в жёны, — обратился он к своему собутыльнику. — Она ж теперь моя законная наследница, в накладе не останешься, только ты — Тсссс! — и он приложил к губам волосатый палец, — Не говори пока никому. Секрет это.

— Нееее, — обреченно протянул парень. — Кэкэчэн не пойдёт.

— Тьху ты, имя-то какое поганое, — потянулся за графином с белёсой жидкостью мужчина, — Давай-ка ещё по маленькой!

Он налил, выпил, не дожидаюсь своего собутыльника, крякнул и ничем не закусил.

— Отчего ж не пойдёт? Дуська Старшая вон пошла, даже побежала, упокой её душу, господи! — перекрестился он. — А эта что ж не баба?

— Оттого и не пойдёт, что посватался я не к ней. И кабы не слабое здоровье Ёдокси, — протянул он на французский манер с ударением на последнюю гласную. — То уехал бы в город с её глаз подальше, и забыла бы она меня.

— Так она тебя неужто любит? — презрительно смерил его взглядом мужик и даже хохотнул, что, наверно, было бы парню обидно, будь он не так пьян.

— Может и любит, а может уже и нет. Да только я уже свой выбор сделал. Ёдокси моя, зачем же ты меня покинула, — разнюнился он, и тесть с отвращением протянул ему так и не выпитый стакан. — Пей! Чего уж сопли то распускать. Нет больше нашей Дусеньки, да только и жизнь не закончилась.

— Для меня, папенька, закончилась, — он вытер глаза и выпил, но неудачно, закашлялся, покраснел.

Купец первой гильдии Николай Михайлович Ланц и не пытался помочь своему слабому зятю, глядя, как тот кашляет, стуча себя по груди и судорожно вздыхая.

— Не в то горло пошла, — прохрипел он между двумя мучительными приступами.

Но купец только отвернулся, снова себе налил и снова не закусывая, выпил.

Дэн так был занят этой сценой, что даже не заметил, как вернулась Кэкэчэн, и стояла, прислонившись к косяку двери, слушая их пьяные откровения. Дэн не понимал, она видит его или нет. Он знал, что она должна его видеть, но вела она себя так естественно, словно его здесь и не было.

На её лице он снова видел ту мрачную решимость, с которой она покидала кладбище, и то, что она сейчас услышала, только больше убедило её в принятом решении. Она проскользнула мимо Дэна на выход, и ему ничего не оставалось, как снова пойти за ней.

Она прошла всю деревню, и Дэн решил, что направится дальше, к лесу, но опасливо озираясь по сторонам, она свернула вниз, к ручью. Ловко прыгая по камням перебралась на ту сторону и, пройдя по краю большого луга с установленном на нём ульями, свернула к дому пасечника.

— Я уж заждался! — кинулся ей навстречу статный парень, в распахнутой на груди белой рубахе, пытаясь её обнять. Но она увернулась.

— Я согласна, Иван Сергеевич, — сказала она.

— Вот и отлично! Умница! — сказал он, хлопая себя по бокам.

— Как договаривались? — она смотрела на него пристально, изучая, улавливая каждое движение его изящных не по-мужски бровей, каждое подёргивание уголков его чувственных губ.

Он был нескрываемо рад, и губы его то и дело растягивались в улыбку, обнажая красивые зубы. Он был хорош, и он прекрасно знал об этом, не стесняясь проверять своё обаяние на Кэкэчэн.

— Экипаж будет ждать тебя на дороге, как стемнеет. Подожжёшь штору и беги. Не жди, пока огонь достаточно разгорится. Подпирай дверь и уходи. Прости, что мне приходится просить тебя об этом, я бы всё сделал сам, но ты же понимаешь, никто не должен меня здесь видеть. Особенно твой отец. Он считает, что его лучший приказчик ждёт его в столице, ведёт его дела, пока он тут оплакивает с зятем свою уже полгода назад почившую дочь.

Он был так убедителен, так вжился в роль.

— Хватит! — прервала его Кэкэчэн. — Ты собираешься обворовать моего отца, так хотя бы не хвались этим.