Элемента.N

Он надеялся, что это будет интересное чтиво, поэтому постарался устроиться поудобнее, подвинув стул, откинувшись на его жёсткую спинку, но с первых же страниц начинались формулы. Формулы, графики, снова формулы, химические уравнения, диаграммы и ещё чёрт знает что. Приглянулся Дэну только лев с косматой гривой и оскаленной пастью, изображённый схематично, но искусно, с нарисованной по центру его туловища буквой L. А потом ещё один лев, правда, не такой агрессивный, обозначенный M. Дэн хотел пролистать дальше, но записи неожиданно закончилась, хотя до конца тетради ещё оставались пустые листы. «Вот так начали за здравие, а кончили, можно сказать за упокой», — подумал Дэн и тут же вспомнил Шейна, разговор с которым он тоже закончил этой нетленной фразой.

Шейн ни от чего не открещивался. Ни от своей дружбы с Франкиным, ни от того, что тот помог ему с работой, когда дела Шейна пошли совсем плохо. Да, всё это было. И да, даже сейчас они редко, но общаются, но как это бывает со старыми друзьями, которые когда-то сильно поссорились, больше не говорят о прошлом. Обходят они стороной и разговоры о работе. Дэну трудно было понять, как у них это получается, они с Арсением могут начать говорить о чём угодно, хоть о средних надоях на селе, но разговор всё равно свернёт или к воспоминаниям о былых событиях, или о работе Дэна, которая стала уже частью их обоих. Хотя, может, это просто он так считал? Не хотелось об этом думать, Арсений стал для него темой не менее болезненной, чем Ева.

А Шейн повторил Дэну в точности всё то же, что он уже им рассказывал. Про Эмму, ребенка, Варвару, или как её звали в Италии – Барбару, свою вторую жену. Про Викторию, Марго и своего уже умершего отца. Дэн надеялся подловить его с Волошинской, но с ней оказалось всё так, так рассказала им бабка про свою внучку. Была она жадновата и озабочена на омоложении, а он по счастливому стечению обстоятельств мог предложить ей и то и другое. У неё же было то, что нужно было ему. Он и на самой Волошинской, и на постоялицах возглавляемого ей Дома престарелых, проверял действие создаваемых им лекарств. Но он поклялся Дэну жизнью своего ещё не рождённого малыша, чтобы у Дэна действительно не осталось ни грамма сомнения, что ничего такого, что могло бы спровоцировать или вызвать смерть старушек он им не давал. Совершенно безобидные вещи, способствующие хорошему сну, регулярному стулу, снижению нервозности. Он намеревался лишь поднять качество из жизни, но не более того.

С Волошинской же, которую он тоже не бросил, помог перебраться сюда, устроил, да, он проводил эксперименты посерьёзнее: омоложение – процедура ответственная, требует и знаний, и серьёзной подготовки.

Последней его разработкой стало вещество подавляющее волю. В этом он сознался Дэну неохотно, потому что считал это своим серьёзным прорывом в науке, и намеревался эту субстанцию зарегистрировать, чтобы провести по ней основательные исследования. Волошинская была единственным его добровольцем, которого он позволил себе взять для испытаний. На ней он поставил опыт с похищением паспорта. Внезапно умершую Одинцову при этом выбрал случайно. А память обо всём, что помнила про него Волошинская, стирал потому, что после той массовой смерти постоялиц, боялся, что всё это могут использовать против него. В принципе, так и произошло, только без такого глубокого расследования  — спустили на тормозах, но ведь могут начать ворошить прошлое.

Дэн поделился с ним тем, что Одинцова убита, и тем, что в веществе этом обнаружено золото. Шейн уверял его, что никакого золота, кроме коллоидного и то, кроме как в тех омолаживающих гомеопатических пилюлях не использует. И Дэн всем этим удовлетворился. Тогда он, конечно, не знал про то странное соединение, о котором ему рассказала сестра, но придёт время, и он обязательно спросит. А сейчас ему предстояла встреча с человеком, к которому ведут все ниточки от всех клубков событий, в которые Дэну нечаянно или намеренно пришлось вплести свою жизнь.

Глава 21. Неразлучники

Феликс никогда так не волновался. Никогда! Даже когда вышел первый раз на большой подиум, даже когда подписывал свой первый контракт с известным модным домом, и когда совершал свой первый выход в прошлое через написанный каким-то средневековым монахом труд он нервничал, но не так. Но в тот день, когда он наконец собрался с силами и позвонил Еве, чтобы сказать, что он прилетел и готов встретиться – у него дрожали руки. И они всё ещё дрожали, когда минут через десять она перезвонила и сказала, что можно встретиться прямо сейчас у неё. Теперь его перестали слушаться и ноги – они стали бессильно подгибаться, и он сел. Нужно было во что бы то ни стало успокоиться!