Ева выключила телефон. Как никогда хотелось пообщаться. Но было не с кем. На работу писать не хотелось, а у ее институтской подруги был такой древний телефон, что ей можно было только звонить, писать тупо было некуда. Разве только SMS, но это вариант Еву не устраивал.
- Алло! – предприняла Ева попытку ей дозвониться.
- Алло! Привет, дорогая! Ева, прости, но я в Лондоне. Давай прилечу через пару дней и тебя наберу. У тебя все в порядке?
- Да, Ленусь, все в порядке, - почти не соврала Ева, - Просто хотела поболтать. Ну, давай тогда, до связи!
- Да, давай! Позвоню, сразу как приеду! Целую!
И она отключилась. И Ева точно знала, что не позвонит. Так уж повелось, что все их общение всегда строилось только на Евиной инициативе. Ева позвонит – пообщаются, даже встретятся может быть, не позвонит – могут не видеться годами. Но, в принципе, Ева не обижалась и ее это не напрягало. Скорее уж наоборот, наверно, ее бы стало напрягать, если бы они общались чаще. Пусть себе идет как идет.
Она взяла в руки знакомую книжку. Марк Твен. И начала читать. День прошел. А Дэн так и не появился.
Когда утром она открыла глаза, его все еще не было. Может быть, конечно, его уже не было, и он приходил и даже провёл с ней целую ночь, но, где-то в глубине души Ева чувствовала, что это не так. А ведь ей так много нужно было ему рассказать! «Я радуюсь, что могу умереть!» - сказала ей вчера Кэкэчэн, она же Евдокия Николаевна Купцова. И Ева вспомнила как совсем недавно чувствовала тоже самое. Когда она хотела увидеть Дэна хотя бы еще только один раз. Просто увидеть. А потом… потом можно было бы и умереть. Потом хорошо было бы умереть, чтобы ничего и никогда больше не чувствовать. И вот Дэна рядом не было, и ничего она не хотела сейчас так сильно как снова его увидеть. Он сказал, что души
Она прислушивалась, стараясь среди разговоров в коридоре услышать голос Дэна. И какой-то мужской голос там явно басил, но слишком низко для Дэна и слишком далеко, чтобы понять, о чём там вообще шла речь. И снова Ева вспомнила вчерашний разговор с шаманкой. «Мы можем их призывать и прятать». Ева понятия не имела что значит прятать, но слово «призывать» было достаточно красноречиво само по себе. Она поспешно натянула халат. С одной рукой ей поначалу это было трудно, но потом она приноровилась и сейчас в прямом смысле легко сделала это одной правой. Она хотела поговорить с бабкой. Сейчас.
В коридоре никого не было. Басил Гена в регистратуре, причём в пустой регистратуре. Судя по всему, разговаривал по телефону, к счастью, стоя спиной к открытой двери. Ева проскользнула, можно сказать незаметно, потому что кроме Гены, в больнице все ещё спали. Спали все и на втором этаже. То, что Ева приняла за утро, была просто ночь, тихая зимняя лунная ночь. Луна, полная и невероятно яркая светила сразу во все окна второго этажа. Дверь в комнату Евдокии Николаевны была приоткрыта, и Ева, поняв свою ошибку со временем, не хотела беспокоить старушку ночью. Но на самом краю лунного света, который оконным квадратом вливался в открытую дверь, что-то блестело. Ева наклонилась, чтобы это поднять и нечаянно толкнула дверь, которая бесшумно открылась. Она испуганно повернулась в сторону кровати, на которой спала старушка. К счастью, она не проснулась. А то, что лежало на полу, была всего лишь конфета в блестящем фантике. Ещё одна точно такая же лежала на столе рядом с открытой пачкой сигарет. Ева хотела положить конфету на стол, с которого её видимо, нечаянно столкнули, но что-то не хотелось кормить старушку конфетой с пола, тем более Ева чувствовала крошки внутри фантика - может быть на неё даже наступили. И она положила конфету в карман, чтобы выкинуть, тем более у старушки была ещё одна, и осторожно вышла.
Уже спускаясь вниз по лестнице, Ева нащупала в кармане подаренное тёть Зиной кольцо – Ева так его боялась, что даже забыла достать. Она вытащила колечко и так и держа его в руках, никем не замеченная вернулась в палату.