Элексир Любви

— Помнишь, я говорила, что женщина собирает красоту из окружающего мира, любуясь произведениями искусства, настраиваясь на вибрации прекрасного и затем передавая мужчине эти вибрации. Я думаю, что и Фабрицио, и Спирос знают об этом, поэтому они тут же и бросились за нами, чтобы и им что-нибудь досталось. Не просто так они обнимались.

— А как они узнали, куда мы едем?

— Думаю, спросили на ресепшене, куда мы заказали такси. Ладно, давай вернемся к нашим практикам, выбери еще одну музу и попроси дар и у нее.

Через час мы уже сидели на террасе греческого ресторана с нашими спутниками, наслаждаясь мусакой и холодным розовым вином. Терраса нависала над морем, поддерживаемая толстенными деревянными сваями. Под ней громоздились камни, о которые шумом разбивались волны. Иногда брызги долетали сквозь дощатый настил и, дразня, щекотали наши ноги. Но мы не обращали внимания, полностью растворившись во впечатлениях этого дня, чувствуя себя прозрачными звуками арфы.

— Как же не хочется уезжать! — вздохнула Карина, любуясь красным шаром солнца, садящегося в море.

1906

— Как же не хочется уезжать, — вздохнула Аннушка, подходя к дому Арсения. Деревянный двухэтажный домик состоял из кабинета, небольшой столовой с круглым столом посредине и спальни на втором этаже. Кабинет был завален древними манускриптами, книгами, записями и рисунками. Причем книги и рукописи лежали и на небольшом кабинетном рояле.

— Простите за творческий беспорядок, — смутился Арсений, показывая нам свои владения.

— Рояль просто для красоты или кто-то играет? — спросила тетушка.

Я иногда, — опять смутился Арсений. — Для себя пою романы!

Романсы? — все более поражаясь, переспросила я.

Да, и в последние дни вертится один, — подойдя к роялю, Арсений начал наигрывать мелодию.

Не уходи, побудь со мной, — стала напевать тетушка, узнав мелодию.

Мне так отрадно, так светло, я поцелуями покрою уста, и чело, — уже сев за рояль, продолжил Арсений глубоким баритоном. — Я поцелуями покрою уста, и очи, и чело.

И' уходи, побудь со мной.

Арсений пел уже во весь голос, смотря на меня. Я опять почувствовала, как запылали щеки и забилось сердце. Что я там записывала в своем описании идеального мужчины? Чтобы он умел играть на рояле.

Не уходи, побудь со мною, я так давно тебя люблю, — слова романса звучали обещанием и мольбой.

Тебя я лаской огневою и обожгу, и утомлю.

Тебя я лаской огневою и обожгу, и утомлю.

Не уходи, побудь со мной.

Не уходи, побудь со мною,

Пылает страсть в моей груди.

Восторг любви нас ждет с тобою, не уходи, не уходи.

Восторг любви нас ждет с тобою, не уходи, не уходи.

Не уходи, побудь со мной.

Арсений закончил играть и посмотрел на меня. Тут я обнаружила, что тетушка и Аннушка куда-то исчезли. Мы остались вдвоем, смотря друг на друга в каком-то оцепенении и продолжая молчать и только звуки таяли в тишине, переходя в громкий стук наших сердец. Арсений тихо встал и, подойдя ко мне, прижал к себе, целуя с такой неистовостью, словно боясь потерять меня навсегда В какой-то момент я уже перестала понимать, что происходит, в голове потемнело и все превратилось в жар поцелуев и жар скользящих по телу рук, бесстыдно изучающих каждый сантиметр. «Не уходи, — шептали губы, — не уходи», — кричала во мне каждая клеточка. И вдруг раздался бой часов, отрезвивший меня.

— Нет! — оттолкнув Арсения, я бросилась к выходу, на ходу застегивая дрожащими пальцами платье, пытаясь прийти в себя,

— Варя, постой, что случилось? Я чем-то обидел тебя?

— Нет! Прости! Не сейчас!

2006

— Нет! Прости! Не сейчас! — Я оттолкнула Спироса, понимая, что еще несколько мгновений и будет уже глупо что-то предпринимать.— Это не любовь! — стараясь привести себя в порядок и понимая, что я выгляжу глупо и наивно, я все-таки постаралась что-то объяснить. «Боже, зачем мы согласились поехать в гости к Спиросу!» — ругала я себя. Можно ведь было мило проститься днем в ресторане и разъехаться. Но Спирос был столь убедителен в желании показать нам свой дом и свою коллекцию картин, приглашая на вечеринку, что было трудно устоять. «Любопытство кошку сгубило», — вспомнила я прабабушкину пословицу. Это был наш последний вечер на Корфу, и хотелось, чтобы он был не сбываемым. Спирос заехал за нами в девять вечера. В белых брюках и темно синей шелковой рубашке, оттеняющей цвет его глаз, он выглядел, аристократично и в то же время изысканно-артистично. Так  выглядел и его дом, просторный, из белого камня, с огромными окнами, через которые открывался самый потрясающий вид на острове — на старую крепость и ожерелье огней, опоясывающих  побережье. Дом стоял на высоком холме, и несколько террас спускались к частному причалу, где уже было пришвартовано несколько  яхт гостей. Но все внимание было приковано к яхте хозяина и ее необычной раскраске. Все восхищались работой знаменитого художника, которая могла стоить баснословных денег, но была подарена Спиросу в знак расположения и дружбы. Фабрицио вызвался