Элегии и малые поэмы

Древний высится лес, топора не знававший от века.
Веришь невольно, что он тайный приют божества.
Ключ священный в лесу и пещера с сосульками пемзы,
И отовсюду звучат нежные жалобы птиц.
5 Там, когда я бродил в тени под листвою древесной
В думах, куда же теперь Муза направит мой труд.
Вижу Элегию вдруг: узлом — благовонные кудри.
Только одна у нее будто короче нога:
Дивной красы, с оживленным лицом, в одежде тончайшей, —
10 Даже уродство ноги лишь украшало ее.
Властная вдруг подошла и Трагедия шагом широким,
Грозно свисали на лоб волосы; плащ до земли.
Левой рукою она помавала скипетром царским,
Стройные голени ей сжали котурнов ремни.
15 Первой сказала она: «Когда же любить перестанешь
Ты, к увещаньям моим не преклоняющий слух?
О похожденьях твоих на пьяных болтают пирушках,
В людных толкуют местах, на перекрестке любом,
Пальцем частенько в толпе на поэта указывать стали:
20 «Вот он тот, кого сжег страстью жестокий Амур!»
Не замечаешь ты сам, что становишься притчею Рима…
Как же не стыдно тебе все про себя разглашать?
Петь о важнейшем пора, вдохновляться вакхическим тирсом,[52] —
Время довольно терять, труд начинай покрупней!
25 Ты унижаешь свой дар. Воспевай деянья героев!
Скажешь ты: нынешний труд больше подходит тебе —
Хватит забавных стихов, что успел ты сложить для девчонок;
Были напевы твои с юностью ранней в ладу.
Славу доставить теперь ты обязан трагедии римской,
30 И вдохновенье твое выполнит волю мою!»
Так она кончила речь в своих театральных котурнах
И покачала главой, в пышном уборе кудрей.
И, на нее покосясь, улыбнулась Элегия, вижу, —
Мирт держала она, помнится, в правой руке.
35 «Что порицаешь меня, Трагедия гордая, речью
Важной? — сказала. — Ужель важной не можешь не быть?
Не погнушалась и ты неравным стихом выражаться.
Ты, состязаясь со мной, мой применила размер?
Нет, величавых стихов со своими равнять я не смею,
40 Твой затмевает дворец скромные сени мои.
Ветрена я, и мил мне Амур, он ветреник тоже,
Избранный мною предмет — по дарованьям моим.
Бога игривого мать без меня грубовата была бы,
Я родилась, чтобы ей верною спутницей быть.
45 Все-таки я кое в чем и сильнее тебя: я такое
Переношу, от чего хмурятся брови твои.
Дверь, которую ты не откроешь тяжелым котурном,
Я открываю легко резвой своей болтовней.
Не научила ли я и Коринну обманывать стража,
50 И на измену склонять верность надежных замков,
Тайно с постели вставать, развязав поясок у сорочки,
И в полуночной тиши шагом неслышным ступать?
Мало ли я на жестоких дверях повисала табличкой,
Не побоясь, что меня каждый прохожий прочтет!
55 Помню и то, как не раз, за пазухой прячась рабыни,
Я дожидалась, когда ж сторож свирепый уйдет?
Варварка тут же, разбив, в воду швырнула меня.
Нерпой взрастила в тебе я счастливое семя таланта.
60 Это мой дар… А его требует нынче — она!»
Кончили. Я же сказал: «Заклинаю вас вами самими
Слух беспристрастно склонить к полным смиренья словам.
Та мне во славу сулит котурн высокий и скипетр —
С уст уж готов у меня звук величавый слететь…
65 Эта же — нашей любви обещает бессмертье… Останься ж
И продолжай прибавлять краткие к длинным стихам!
Лишь ненадолго певцу, Трагедия, даруй отсрочку:
Труд над тобой — на века, ей мимолетный милей…»
И согласилась она… Торопитесь, любовные песни!
70 Есть еще время — а там труд величавее ждет.