Элегии и малые поэмы

        (Неблагодарным мужам Сцилла не может не мстить),

125 Иль в Тринакрийских волнах потопила нас та, что в утробу

        Воды вбирает и вновь их изрыгает назад![152]

        Но невредимо ты в край Гемонийский вернулся с победой,

        В храме отчих богов шерсть золотую сложил.

        О Пелиадах[153] ли мне, из любви отца погубивших,

130 О рассеченном рукой девичьей старце сказать?

        Пусть другие винят, ты один хвалить меня должен,

        Ради которого мне стольким пришлось повредить.

        Ты мне посмел приказать: «Уходи из дома Эсона», —

        Где найти мне слова, чтобы обиду излить?

135 Дом покинула я; со мною были два сына

        И к Ясону любовь (эта со мною всегда!).

        Вдруг до моих ушей долетают брачные песни,

        Вижу, мерцает вдали факелов трепетный свет,

        Ваш прославляя союз, запела звонкая флейта, —

140 Был для меня ее звук горше трубы похорон,

        Хоть и не думала я о таком злодеянье, но все же

        Страшно мне стало, и грудь холод внезапный сковал.

        Валит толпа, и — «Гимен, Гименей!» — учащаются крики.

        Слышится ближе призыв — хуже становится мне.

145 Слуги врозь разбрелись и плакали, слезы скрывая;

        Горя такого кому вестником хочется быть?

        Легче было и мне, пока я не знала, в чем дело,

        Но тосковала душа, словно бы знала вперед…

        Мальчик наш младший меж тем, моему послушный приказу

150 И любопытству, пришел, стал возле створок дверных:

        «Мать, уходи! Это шествие наш отец возглавляет,

        В золоте весь. Ясон гонит коней упряжных».

        Платье вмиг разорвав, я ударила в грудь кулаками,

        Не миновали лица кончики острых ногтей.

155 Гнев меня гнал побежать, к тебе сквозь толпу протесниться,

        Пестрый сорвать венок с убранных пышно волос,

        Но, хоть сдержалась с трудом, волос терзать я не стала,

        Не закричала: «Он мой!» — и не схватила тебя.

        Колхи, ликуйте, и ты ликуй, отец оскорбленный!

160 Жертву тени твоей, брат мой убитый, прими!

        Родину, царство и дом потеряв, я покинута ныне

        Мужем, который досель всем был один для меня.

        Змей укротить я смогла и быков усмирила взбешенных,

        Лишь одного не могла: мужа смирить моего.

165 Снадобьем я свирепый огонь отвратила ученым,

        А от огня своего мне не под силу уйти.

        Что же, оставили нас колдовство, заклинанья и травы,

        Сил у Гекаты уж нет, таинства тщетны ее?

        День мне не мил, и всю горькую ночь я глаз не смыкаю,

170 И на больную грудь ласковый сон не летит.

        Змея заставила спать, а себя не могу я заставить;

        Всем на пользу моя помощь, но только не мне.

        Тело, спасенное мной, разлучница держит в объятьях,

        Ей достались теперь наших стараний плоды.

175 Может быть, ты сейчас, перед глупой женой выхваляясь,

        К слуху пристрастному речь приспособляя свою,

        Нрав и наружность мою чернишь, измышляя наветы?

        Пусть посмеется она, рада порокам моим!

        Пусть посмеется она, на пурпуре лежа тирийском, —

180 Скоро заплачет в огне, злее огня моего.

        Есть пока у меня железо, яды и пламя,

        Мести моей ни один не избежит из врагов.

        Если способна мольба твое сердце железное тронуть,

        Выслушай слезную речь, низкую в гордых устах,

185 Я умоляю тебя, как меня ты молил не однажды.

        Даже в ноги тебе пасть я готова сейчас:

        Если я ничего для тебя не стою, о детях

        Вспомни, не дай им узнать мачехи лютую власть.

        Как на тебя похожи они! Чуть только их вижу,

190 От умиленья мои сразу влажнеют глаза.

        Ради всевышних богов, ради светлого пламени деда,

        Ради моих заслуг, ради обоих детей.

        Ложе верни мне, — ведь я за него от всего отказалась, —

        Слово, что дал мне, сдержи, помощь за помощь подай.

195 Я не прошу меня защищать от быков и от копий,

        Или чтоб змея своей силою ты усыпил —

        Я добиваюсь тебя, кого ты мне сам в благодарность

        Отдал, кто, ставши отцом, матерью сделал меня.

        Спросишь, приданое где? Я его отсчитала на поле,

200 Что приказали тебе ради руна распахать.

        Взял ты овчину за мной, золотой блестящую шерстью, —

        Это приданое мне ты ни за что не вернешь.

        Жизнь и твою и друзей в приданое взял ты за мною, —

        Все богатства сравни дома Сизифова с ним!

205 То, что ты жив, что добыл и жену, и могучего тестя,

        То, что можешь ты быть неблагодарным, — мое!

        Скоро все это я… Но зачем предварять мою кару?

        Гнев мой, зрея во мне, страшной угрозой чреват.

        Будь мне водителем, гнев, — пусть хоть каяться после придется:

210 Каюсь ведь в том, что спасла мужа неверного я.

        Пусть решит божество, которое мучит мне сердце;

        Что, я не знаю, но в нем грозное нечто растет.

Письмо тринадцатое ЛАОДАМИЯ — ПР0ТЕСИЛАЮ

        Из Гемонийской земли гемонийскому Протесилаю

        Шлет Лаодамия весть, счастья желает, любя.

        Ветер в Авлиде тебя задержал, как молва утверждает,

        Где же он был, когда ты прочь от меня убегал?

5     Надо бы морю тогда ахейским противиться веслам,

        Ярость бешеных волн мне бы на пользу была:

        Больше бы мужу дала поцелуев я и наказов, —

        Сколько хотелось еще, сколько осталось сказать!

        Как ты быстро отплыл, когда мореходам желанный —

10   Лишь мореходам, не мне — ветер твой парус призвал!

        Кстати он был морякам, но любящей был он некстати:

        Выпустил, Протесилай, ты из объятий меня,

        Вмиг онемели уста, прервались напутствия сразу,

        Только с трудом я могла вымолвить грустно: «Прощай».

15   Дул все сильнее Борей, обрывая наполненный парус,