Элеанор Ригби

— Хочешь попробовать сама, у меня осталось…

Гостья была в шоке.

— Что? Наркоз?

— Я пошутила.

— Вот как. — Она лихорадочно соображала, о чем бы еще поговорить, но в моей квартире почти невозможно найти пищу для разговоров. Тут Донна увидела застывшего на экране телевизора Топотуна.

— «Бэмби» смотришь?

Я все пыталась изобразить радушную хозяйку.

— Да, до тридцати шести дожила, а «Бэмби» не видела.

— Очень тяжелый мультфильм — мать олененка застрелят, и все такое.

Меня это удивило.

— А я и не знала.

— Правда? Брось, все знают, что мать Бэмби в конце умирает. Это как оленья упряжка в Новый год — часть нашей культуры.

Тут было о чем поразмыслить.

— Как и олень Рудольф, полезное животное?

— Что?

— Давай говорить откровенно — если бы Рудольф не помог другому оленю, его оставили бы на съедение волкам, да еще и посмеялись бы, глядя, как белые клыки впиваются в шкуру.

— Какой мрачный взгляд на вещи.

Я вздохнула и уставилась на папки, которые принесла Донна.

Она решила сменить тему. У двери в кухню висел календарь с репродукцией «Водяных лилий в Живерни» Моне. Донна кивнула:

— Симпатичный календарик.

— Сестра подарила.

— Тебе очень подходит.

— Лесли из своей конторы притащила, когда там ремонт делали. Жалко было выкидывать.

Тут Донна не выдержала:

— Почему ты всегда всем недовольна? У тебя отличная квартира. Только бы и радоваться. Ты вот не видела, в каком клоповнике я живу. Да еще сдирают за него ползарплаты!

— Хочешь, кофе сделаю?

— Нет, спасибо, пора бежать. На работе заждались.

— Точно?

— Да, точно.

Я проводила ее до двери и вернулась досматривать кассету: известие про мать Бэмби не испортило мне удовольствия. Я даже чувствовала себя счастливой.

Я просмотрела финальные титры и заметила год, когда была отснята лента: MCMXLII — 1942. Бэмби уже нет на свете. Давным-давно обратился в прах вместе с Топотуном и Цветочком. Олени живут максимум восемнадцать лет, кролик способен протянуть от силы двенадцать, а скунс — в лучшем случае тринадцать. Хотя, если подумать, вовсе не так уж плохо стать прахом; земля — она влажная и рыхлая, зернистая, как овсяные оладьи с клубникой. Почва жива — ей же питать новые поколения. При таком подходе мысль о распаде в прах не кажется слишком мрачной.

Уильям, мой старший брат и, пожалуй, ближайший друг, тянул до вечера и нагрянул, когда только-только закончился фильм «На берегу». В самом прямом смысле слова я сидела, безмолвно уставившись на титры, и представляла радиоактивную планету, заполненную разложившимися трупами: в офисах, на кухнях, в машинах, на лужайках перед домом. Мне кажется, я даже забыла поздороваться, когда зашел Уильям, — только шмыгнула носом. Впрочем, упадническое настроение мигом развеялось, когда в комнату ворвались два племянничка-обормота, Хантер и Чейз — Зверь с Ловцом.

— Бог ты мой, Лиззи, ну и глаза у тебя — будто кто в снег помочился. Я на минутку: мне в Лондон ночным рейсом.

— Здравствуй, Уильям.

Близняшки в унисон заревели:

— Жр-р-рать хотим!

Чейз спешно пожаловался отцу, не сделав ни малейшей попытки замаскировать свои чувства:

— Здесь погано. Зачем мы приехали к тете Лиззи? Ты же игровые автоматы обещал.

Я сказала:

— Здравствуй, Хантер. Здравствуй, Чейз.

Те, как водится, не обратили на меня ни малейшего внимания.

Уильям повернулся к чадам:

— Да вам попробуй скажи, что мы к тете Лиззи собираемся — в машину не затащишь.

— Ты наврал!

— Нет, я никого не обманывал. И если — повторяю, «если» — вы будете слушаться, я, может быть, отвезу вас в игровую галерею. Так что заглохните и не мешайте взрослым разговаривать. — Уильям взглянул на меня и добавил: — Потихоньку становлюсь отцом.

— Потихоньку? Да ты давно им стал.

Близнецы ворвались в кухню и засекли остатки прежней роскоши.

— А желе еще есть?

— Нет.

— Ненавижу ее дом.

— Спасибо, Чейз. Угостись пудингом.

— Нам молочное нельзя.

Я взглянула на Уильяма.

— С каких пор?

— Из-за Нэнси, — ответил он.

— Ребятня, тогда крекеров пожуйте. Второй ящик сверху.

Они порылись и, ничего, кроме соленых галет, не обнаружив, шумно задвинули ящик.

— Хантер, пошли телик посмотрим. — Чейз всегда был за главного.

Мгновение спустя они оккупировали мой диван и, как морские губки, присосались к телевизору: показывали состязание по реслингу. Грохот стоял неописуемый — дешевая развлекаловка в полном разгаре. Хорошо хоть притихли, сорванцы.

— Не обязательно было приходить: у меня и так все отлично. Подумаешь, зубы мудрости.

— Матушка сказала, ты неважно выглядишь. И «очень подавлена».

— Даже так?

— У тебя тут как в курильне.

— Бывает, перехвачу сигаретку. Да еще Лесли забегала.

— А, тогда понятно. Давай шторы отдернем. Где ты их взяла — в лотерею выиграла? Или на распродаже для пенсионерок?

На самом деле шторы были здесь, когда я въехала, — горчично-желтые с набивным рисунком в золотисто-оранжевых тонах. Подозреваю, подбирала жена какого-нибудь ответственного бригадира по сдаче стройки.