Элеанор Ригби

Итак, осенило меня на парковке у магазина видео; я стояла с кассетами в руках (взяла «На берегу», «Бэмби», «Слова нежности», «Как зелена была моя долина» и «Сад семейства Финци-Контини»1) и, не отводя глаз, смотрела на комету. Я решила, что больше не буду ждать от жизни определенности: теперь мне хочется только покоя. Хватит попыток удержать судьбу в руках — пусть все идет своим чередом. И тут — будто тяжелая кольчуга свалилась с моих плеч, стало легко, как птице: я обрела свободу.

Разумеется, каждый из нас приходит на этот свет в одиночку; умирая же, мы воссоединяемся с теми, кто жил ранее и кто еще лишь родится. Так что хотя бы после смерти одиночество мне не грозит — нас много там соберется. Бывает, сижу в своей конторке с низенькой, по грудь, стенкой, выкрашенной в зеленый шалфейный цвет; с бумажками на день покончено, телефоны молчат, а Карлик, перед которым я отчитываюсь, не спешит возвращаться с обеда. Сижу и тешу себя мыслью: раз я не помню, где находилась до рождения, так чего ради волноваться, куда попаду после смерти?

Во всяком случае, если бы вам довелось побывать в нашем «конторском муравейнике», «Системе наземных коммуникаций», то вы бы, скорее всего, меня там и не заметили, будь я в мечтах или за работой. Я давно научилась «растворяться в пространстве»: ухожу в себя, изображаю бессмысленный, отсутствующий взгляд. Мне очень нравится смотреть, когда актер в каком-нибудь кино играет мертвеца в гробу или, того пуще, лежит на каталке, залитой ярким белым светом больничных ламп. «Ах, вот ресницы пошевелились. Неужели мускул на щеке дрогнул? Вроде бы грудная клетка чуть заметно вздымается». Скажете, я ненормальная?

Сейчас я одна — как и в ту ночь на парковке, когда впервые увидела комету, точно огнем высветившую бремя моей жизни. Тогда меня словно закачало; я бросила кассеты на заднее сиденье «хонды» и пошла прогуляться по пляжу Эмблсайд. Впервые у меня не вызывали зависти и досады влюбленные парочки, родители с малышней, разбредающиеся по автомобилям семейства, и молодежь, которая приехала сюда пить, кайфовать и трахаться целую ночь среди сохнущего на песке топляка.

Комета! Небо! Я!

Полная луна завораживала взгляд — такая яркая, что мне захотелось достать кроссворд и проверить, смогу ли я разгадать его при лунном свете. Я сняла кроссовки и, взяв их в руку, вошла в пену прибоя. И стала смотреть на запад, в сторону острова Ванкувер и Тихого океана. Вспомнился старый мультик «Дятел Вуди против Койота», та серия, где Койот купил самый мощный магнит на свете. Он его включает, и через всю пустыню к нему слетаются сотни самых разных предметов: консервные банки, ключи, рояли, деньги, оружие. Так вот и я будто врубила что-то вроде магнита; осталось лишь стоять и ждать, что же он притянет через океаны и пустоши.

Меня зовут Лиз Данн. Я правша, мои волосы ярко-рыжие и кудрявые, замуж я ни разу не выходила. Не исключено, что храплю, а может, и нет (не было в моей жизни человека, у которого об этом спросить). В ту ночь, когда я впервые увидела комету Хейла-Боппа, в моем авто не случайно оказались такие слезливые фильмы. Наутро я собиралась удалить два нижних зуба мудрости — больших, смахивающих на зерна попкорна, уродца, которым на старости лет вздумалось сделать крен и потеснить коренных соседей с их законной территории.

Что вы хотите, мне тогда было тридцать шесть. Я отпросилась с работы на неделю и запаслась всем необходимым: бульончики, мягкие пудинги в банках, консервы. Ну а кассеты — часть персонального кинофестиваля в честь себя любимой. Бывает, после анестезии нападает слащаво-сентиментальная плаксивость, и фильмы в таких случаях здорово выручают. Я решила, что буду бесстыдно рыдать и хныкать семь дней напролет.

На следующее утро матушка подвезла меня на Фелл-авеню, в клинику дентохирургии. Хотя жизнь любимой родительницы едва ли богаче моей на события, складывалось ощущение, что она пропустила вручение персональной Нобелевской премии.

— Между прочим, сегодня я должна была обедать с Сильвией. Она купила Императрице переносную конуру — так та через пять минут сломалась, а эта клуша шагу без посторонней помощи ступить не в силах. Придется ехать с ней в «Зоо и т. д.» — требовать назад деньги.

— Мамуль, если бы больничные правила позволяли, я бы взяла такси. Но у них особые требования: пациента забирают родственники или друзья. Сама знаешь.

Матушка давно бросила попрекать меня полным отсутствием друзей. Поэтому она лишь сказала:

— Императрица — ангельское создание.

— Да что ты? — Судя по моему личному опыту, Императрица — злобная визгливая дармоедка.

— Завела бы, что ли, собаку, Элизабет.

— Мамуль, у меня на них аллергия.

— Так ведь есть специальные породы для аллергиков. Пудельки, к примеру.

— Сказки это, про специальные породы.

— Отчего же?

— От того. Внешние проявления сглаживаются — и только. Дело-то не в мехе. Чешутся псы, а еще и слюна, и запах…

— Ну извини, я хотела как лучше.

— Мамуль, я давно для себя с животными все решила, поверь.