Марія Турдза только смущалась и поглядывала на всѣхъ, какъ бы ожидая или прося помощи.
Между тѣмъ молоденькая баронесса съ прозвищемъ Кисъ-Кисъ вскочила и отошла еще при словахъ графини «des pendues», понявъ отлично, о комъ рѣчь.
Гастингсъ, выслушавъ покорно тираду графини, выговорилъ:
— А все-таки грѣхъ вамъ при дочери намекать на ея мать.
— Я и про себя сказала.
— Про себя всякій имѣетъ право… А при дѣвочкѣ говорить…
— Хороша дѣвочка. Годами — да. Впрочемъ, я ей ничего новаго не сказала. Да есть ли еще для нея что новое на свѣтѣ, ей неизвѣстное?
Гастингсъ-Машоновъ видимо озлобился и ждалъ перемѣнить разговоръ.
— Да. Иной не повѣритъ, что Оканья испанецъ, — произнесъ онъ, наконецъ, громко и почти въ упоръ проходившему мимо герцогу съ румынкой.
— Je comprend le russe! — театрально воскликнулъ этотъ, приблизясь, почти подскочивъ къ нему. — Вы говорите обо мнѣ!.. Видите. Я отгадалъ. Vous venez de dire: Povre! Pauvre Ocana d'Espagne! И правда, я «бѣдный» Оканья, несчастный. Съ тѣхъ поръ, что увидалъ огненные глаза mamzelle Marie, которые жгутъ всѣхъ и сожгли меня.
Юная Турдза сконфузилась и поглядѣла на графиню чуть не съ мольбой избавить ее отъ ея кавалера. Кора догадалась, конечно, но не пришла на помощь. Обернувшись въ Гастингсу, она вымолвила громко по-русски:
— Тоже изъ древняго міра… Только изъ миѳологіи. Сказать нельзя… На всѣхъ языкахъ тоже. Я скажу наоборотъ, а вы переставьте два слога: «Тиръ» и «Ca». Только копытъ не хватаетъ. И замѣтьте, cher Егоръ Егоровичъ: въ эти годы ухаживаетъ этакъ за дѣвочкой, и пошло, и цинично вмѣстѣ. Ей гадокъ, да и другимъ противно смотрѣть.
— Merci. Это я знаю, въ чей огородъ! — отозвался Гастингсъ, кисло ухмыляясь.
Въ то же время баронъ Герцлихъ вполголоса разговаривалъ съ молодымъ Вертгеймомъ въ углу гостиной.
— Я справлялся объ этой замѣткѣ, подписанной «Nemo», — говорилъ Вертгеймъ по-нѣмецки, какъ всегда говорилъ онъ съ барономъ:- Мойеръ увѣряетъ, что имъ это очень непріятно, что они въ редакціи не доглядѣли и она проскользнула. Если хотите, онъ настоитъ, чтобы они что-нибудь сказали, объяснились, извинились…
— Нѣтъ, что ты! Вѣдь это еще хуже! — воскликнулъ Герцлихъ. — Но какіе свиньи! Я не знаю, что дѣлать — платить дальше, дать требуемыя этимъ «Nemo» десять тысячъ, или ужъ ни гроша никому никогда не давать.
— Лучше дать, баронъ, — сказалъ Вертгеймъ.
— Тогда пойдетъ дальше и выше… Бездонной бочкой… Дойдетъ до требованія пятидесяти и т. д. до второго пришествія или во всякомъ случаѣ до моего отшествія на тотъ свѣтъ. Скоты! Брави и спадацины конца вѣка. Хуже венеціанскихъ! Тѣ сзади изъ-за угла, въ маскѣ, убивали и бросали трупъ въ лагуны или въ Canal Grande. А эти рѣжутъ не дорѣзывая, чтобы когда оправится жертва — опять рѣзать… Это инквизиція или застѣнокъ…
— Ну, а если купить «Mappemonde»?
— Придется купить, всѣхъ ихъ разогнать, а затѣмъ себя въ газетѣ защищать тѣмъ же способомъ, око за око, инсинуація за инсинуацію, клевета за клевету. Вотъ опять скажу: въ Россіи не то… Такъ публичныхъ мужчинъ и шантажистовъ въ прессѣ нѣтъ.
— Покуда? — улыбнулся Вертгеймъ.
— Что будетъ послѣ насъ, lieber Fritz, намъ все равно.
И Герцлихъ, сумрачный, простился съ хозяйкой и собрался.
Вертгеймъ съ женой послѣдовалъ его примѣру. Они вышли вмѣстѣ.
— На что тебѣ понадобилось семь тысячъ къ спѣху? — спросилъ баронъ въ передней.
— Мнѣ?
— Ну, да; твоя мать ихъ у меня взяла послѣ бала у Кергареновъ.
— А-а? — странно произнесъ молодой баронъ и прибавилъ:- Это мама, вѣроятно, хочетъ мнѣ одинъ сюрпризъ сдѣлать. Уплатить за меня.
И молодой человѣкъ не зналъ, что солгать.
— Ну, стало быть, я сдѣлалъ une indiscrétion. Не говори ничего матери и сдѣлай видъ удивленнаго сюрпризомъ, — разсмѣялся добродушно баронъ и вышелъ на улицу.
— Опять что-нибудь? — спросила его жена.
— Ну да… Но какъ же мама не предупредитъ!.. Я могъ отказаться и ее выдать.
— Да ты это почти и сдѣлалъ. Сталъ путаться.
— Да. Но такая добрая и честная натура, какъ баронъ, ничего худого никогда не видитъ и не понимаетъ.
— Но куда, зачѣмъ эти деньги понадобились вдругъ?..
— Лучше не стараться догадываться. Во всякомъ случаѣ эти деньги понадобились не для матери, не для нея самой… Она ихъ передала, отдала…
— Кому?
— Не хочется догадываться, милая… Да и не наше это дѣло… — угрюмо произнесъ Вертгеймъ.
XVII
Едва только гости разъѣхались, какъ Кора, уже предупредившая баронессу, что у нихъ съ Эми очень важное дѣло до нея, объявила ей:
— Надо, баронесса, coûte que coûte, разстроить дуэль.
— Чью? Какую? — вымолвила баронесса и смутилась.
— Дуэль между двумя людьми, которые оба стрѣляютъ отлично и положатъ другъ друга на мѣстѣ, потому что…
— Кто? Кто? — почти шопотомъ перебила Вертгеймъ.
— Вы уже догадываетесь. Близкій намъ двумъ человѣкъ и другой… близкій ей. Загурскій и Френчъ.
Баронесса поблѣднѣла какъ полотно и закрыла глаза.
— Успокойтесь. Дѣло еще въ нашихъ рукахъ! — сказала графиня.
Но баронесса, очевидно, не слыхала словъ. Она откачнулась на спинку кресла и тяжело дышала.
— Воды… — воскликнула графиня Кора.- Mademoiselle Amy, спросите скорѣе воды…