Экземпляр

Муравьев хмуро на нее посмотрел из-под седеющих кустистых бровей, но пакетик все-таки выбросил. Отвязал от ручки и выбросил в урну. Пальцы у него были некрасивые, толстые, как сосиски. Еще одна деталь, на которую прежде Диана не обращала внимания. Да и в целом Муравьев был дряхлеющим, с явными признаками ожирения (интересно, есть ли у него диабет?), пожилым мужчиной, неопрятным, нечистоплотным — Диана только сейчас заметила грязь под его ногтями. О боже, он что, кусает ногти? Если б его в детстве били по рукам, как саму Диану, он давно бы избавился от этой дурацкой привычки. Словом, если бы Диана выбирала психиатра сама, она ни за что, ни при каких обстоятельствах не пришла бы к Муравьеву. И еще эта кошка. Дурацкая фарфоровая кошка, которая медитативно махала позолоченной лапкой. Убожество. Дурной вкус и убожество. Определенно, в машине Муравьева должна быть эта ужасная собачка, качающая головой. Определенно должна быть, если, конечно, у психиатра имеется машина.

А еще на столе лежала книжка. Пыльная, с желтыми страницами книженция. «Сто лет одиночества». Судя по тому, что она лежала тут уже целую вечность (опять же, Диана только сейчас обратила внимание), Муравьев ее так и не осилил. Где-то наверху жужжала муха. Фу, гадость.

— Я сегодня буду много говорить, — произнесла Диана и достала из сумочки электронную сигарету. Нервически лязгнула пряжка, мелькнув золотом в свете электрических ламп.

— Диана, не курите, пожалуйста.

— Это электронная сигарета. Но даже если бы она была настоящая, я бы все равно закурила. Такой уж сегодня день, — Диана села поудобнее, скрестив длинные ноги. — Видите, даже в дурку меня не пришлось класть.

— Диана! — ошарашенно воскликнул Муравьев.

— Да ладно, я знаю, что чокнутая. Меня с детства пичкали лекарствами, чтобы я стала нормальной, а я все не становилась и не становилась. На беду, я росла охренительно красивой и пипец какой отмороженной. Это так пугало моего отца, боже ты мой. Мне кажется, он просто боялся, что когда-нибудь захочет меня трахнуть.

— Диана! — Муравьев подался вперед всем корпусом, словно это его тучное телодвижение могло урезонить разбушевавшуюся Диану.

Не могло, точно не могло.

— Расскажите лучше о муже, — предложил Муравьев уже более спокойным тоном. — Как поживает Константин? Он так о вас заботится.

— Да нормально он поживает. Он, по-моему, связался с какой-то дурной компанией, хер знает с какой. Ну точно его папаша в девяностые. Вот только сейчас вроде не девяностые. Блин, Григорьев. Как же я по нему перлась в школе.

— По Косте? — переспросил Муравьев, который, судя по его недоуменному выражению лица, пропустил одну серию сериала и теперь не мог понять, что происходит.

PREVIOUSLY ON…

В ПРЕДЫДУЩИХ СЕРИЯХ…

А на деле он целый сезон пропустил или даже два.

— Да по какому Косте, блин. По Григорьеву-старшему, его папаше. По нему сохли почти все девчонки из нашего класса. Хорош был мужик, капец. А ему тогда и лет было мало — ну, чуть больше сорока. Он и сейчас выглядит что надо — Косте до него далеко, хотя ему всего лишь тридцатник. Блин, ну Костя ничем, ну вот ничем не похож на своего отца, даже обидно как-то. Ни внешности, ни харизмы, ни характера.

— Вы не любите своего мужа?

Диана устремила свой взгляд на кошку. Кошке было все равно — она убаюкивающе махала фарфоровой лапкой.

— Да блин. Не знаю. Костя, он, понимаете ли, опрятный. Он не просто опрятный, он опрятный.

При этих словах Муравьев невольно спрятал руки под стол. Манжеты его рубашки были чуть грязноватыми — и это Диана заметила только сейчас.

— Ему хотя бы не противно делать минет, — заключила Диана и, только договорив, посмотрела на Муравьева.

А старому гусю было хоть бы хны.

— Но Григорьев-старший… Черт, я ведь к нему через пол-России летела. Боже, боже, боже, как это глупо звучит. Не нальете мне водички? Говорить сегодня я буду много.

Муравьев нехотя встал, подошел к кулеру и налил Диане стакан холодной воды. Со спины он был похож на Карлсона — этому сходству способствовали перекрещенные на спине подтяжки, как у нуарных сыщиков из сороковых, типа Ниро Вульфа, фаната орхидей, вот только на сыщика Муравьев ни капельки не походил. Он был похож на упитанного мужчину в самом расцвете сил, не хватало только пропеллера. Он вернулся, поставил стакан перед Дианой и снова сел за стол.

— В тот день я сошла с ума, — сделав осторожный глоток, произнесла Диана. — В тот самый день, когда меня отчислили из института и я поняла, что моя жизнь закончилась. И ведь, черт побери, я оказалась права, капец как права — моя жизнь и в самом деле закончилась. Институт экономики и бизнеса Алены Сахаровой — слышали о таком?

— Ни разу. — психиатр недоуменно поморщился.