— Так что же он говорил? — спросил я с нескрываемым любопытством, невольно выйдя из своей роли.
— Безобразие! — возмутился педагог. — Кто кого экзаменует: вы меня или я вас? Садитесь!
Бог мой, что будет с бедным Пацко! Я начал умолять, чтобы мне задали еще вопрос. После долгих колебаний мне его дали.
— Где стояли войска Гинденбурга в марте?
— Извините, — ответил я с достоинством, — этого я не обязан знать, так как эти секретные сведения не публиковались из тактических соображений.
— Видно, вы совсем не готовились, — ответствовал преподаватель. Садитесь.
— Еще один вопрос, последний! — вскричал я в ужасе.
— Хорошо, в политике вы абсолютно не разбираетесь. Посмотрим, что вы знаете о культуре той эпохи. Скажите… кто был самым выдающимся писателем-юмористом того времени?
Я облегченно и глубоко вздохнул… Пал Пацко, ты спасен! Торжествующе и без малейших колебаний я назвал свое собственное имя.
— Убирайтесь вон! — закричал на меня профессор, подскочив с кресла. — Это просто нахальство. Выдумать какое-то имя, которого никто никогда не слыхал, это же… это же просто бесстыдство!
Что я мог сказать? Пал Пацко провалился. И поделом.