За ужином Луиш-Бернарду, изучивший вопрос с совершенством, достойным крупного военного стратега, посадил за свой стол монсеньора Аталайю, графа Соуза-Фару, пожилого доктора Сежизмунду Бруту-да-Силва и его тихонькую «вторую половину», полковника Жуана Батишту и его столь же скромную и молчаливую супругу, управляющего плантаций Боа Энтрада, второй на острове по масштабам и производительности, а также вдову Дону Марию-Аугушту да-Триндаде, владелицу плантаций Нова Эшперанса. Даме было сильно за тридцать, однако у нее было, что продемонстрировать окружающим, о чем с избытком свидетельствовало глубокое декольте ее ярко-зеленого платья. Как ни старались злые языки в городе, никаких конкретных упреков в некорректном поведении предъявить ей не получалось, кроме разве что предположений и никем не подтвержденных намерений и желаний. В какой-то степени, она продолжала биографическую линию своих предшественниц на острове, женщин-воинов, властвовавших собой и своими мужчинами. Легенда хранит имя далекой от нас Аны Шавеш, любовницы короля, землевладелицы, сосланной на Сан-Томе и давшей впоследствии название здешнему заливу и горной вершине. Второй такой женщиной, более близкой к нам по времени, была родившаяся сто лет назад Мария Коррейя, вышедшая замуж за бразильца. Именно он, Жузе Феррейра Гомеш привез из Бразилии на Сан-Томе первые саженцы какао. Говорят, что Мария не была верной мужу ни при его жизни, ни, тем более, после того, как он почил в бозе. Что же касается нашей излучающей жизненную энергию современницы, которую Луиш-Бернарду по ходу вечера одаривал время от времени галантной улыбкой, то Дона Мария-Аугушта да-Триндаде, судя по разговорам, руководила работой своих плантаций с решимостью мужчины и умением, которое еще не в каждом из них встретишь. Делая над собой усилие, чтобы не заглядывать к ней в декольте, Луиш-Бернарду успевал отмечать, что и лицо, и фигура ее вполне привлекательны, а во взгляде и движениях этой женщины ему виделось нечто юное, беспокойное, почти дикое, что для него, проведшего всего пять ночей на острове, казалось уже таким же естественным, как висевшая в воздухе влага, которую каждый из присутствовавших ощущал на своем теле.