Экстрим

Энди не двигался, как заколдованный. Тереза с ужасом смотрела, как Гроув прицелился в Энди. Он держал пистолет одной рукой, вытянув ее до предела.

Гроув выстрелил, пистолет подпрыгнул в его руке. И промахнулся, пуля прошла в нескольких футах от Энди.

Гроув умер мгновенно, иссеченный десятками пуль.

– Тесс, чтобы ты больше никогда не таскалась за мной на задания! Что это вдруг тебе взбрело? Ты же помнишь, как мы договаривались. Мы никогда не работаем вместе.

– Энди, ты чуть не погиб.

– Ни в коем разе! Ты видела, как этот тошнотик держал оружие? Ребенок, сопляк.

– Сопляк, который перекрошил уйму народа.

– Для меня он не был опасен.

Энди, Энди, Энди. Ну как мне тебе рассказать? Узнаешь ли ты когда-нибудь? Да и зачем?

Ей хотелось быть с ним, держать его в руках, кататься с ним по земле, но вместо этого он кипел справедливым негодованием, этот крупный вспыльчивый мужчина, униженный ее вмешательством, мужчина, который не знает и никогда не узнает, какая судьба могла его постигнуть.

Они подошли к его машине и совсем уже собрались ехать, когда на парковке появился Денни Шнайдер.

– Извини, но я на работе, – хмуро сказал Энди и вышел из машины.

Заметив Терезу, Денни вежливо кивнул. Энди стоял у машины Денни на самом солнцепеке и долго говорил, показывая рукой то туда, то сюда и часто кивая, видимо – в ответ на вопросы. Денни записывал что-то в блокнот.

Энди, я не могла поступить иначе. Энди, ну как я могу тебе объяснить? Ну что я тебе скажу? Да кой там хрен, Энди! Я спасла твою долбаную жизнь!

Но ей нравилось смотреть на него, нравилось его крупное немолодое тело и посадка его головы, нравилось, как свободно свешивается вдоль тела его рука и как забавно он ею жестикулирует. Они с Денни проработали вместе пятнадцать лет и знали друг о друге практически все, как то бывает у прямых откровенных мужчин. Энди и Тереза иногда шутили, что, если Тереза вдруг его бросит, он попросится к Денни и его жене жить с ними третьим.

А хоть бы и сейчас, чем не момент, думала Тереза, глядя, как самый дорогой ей человек битый час стоит под палящим солнцем.

Энди, Энди, Энди… Да кончай ты все это. Иди сюда!

В конце концов он так и сделал, сел в машину и запустил мотор.

– Я скину тебя в любом месте, какое укажешь, – сказал он, не глядя на Терезу. – Нам предстоит серьезный разговор, но это подождет до завтра. Сейчас я возвращаюсь в Абилин и буду писать подробный отчет. Местные копы прекрасно видели, что ты тут вытворяла, а я обязан заботиться о судьбе проекта.

– Энди, ну что ты обязательно хочешь, чтобы все по правилам да по инструкциям? Я спасла тебе жизнь.

– Да хрен ты там что спасла!

– Хрен не хрен, а спасла. Этот псих чуть тебя не убил.

– Не фантазируй, Тесс.

– Не фантазируй, говоришь? – Тереза коротко, саркастически рассмеялась. – Хорошенькие фантазии!

– Да, фантазии, и мы поговорим об этом потом. А сейчас я спешу в Абилин, нужно расхлебывать эту кашу.

– Да, нужно.

Энди резко, с визгом покрышек по гудрону, вывернул с парковки. На выезде машину сильно швыряло, она несколько раз проскребла днищем по гравию и наконец выехала на ведущую к шоссе дорогу, и перед Терезой начал разворачиваться до ломоты в скулах скучный пейзаж небольшого техасского городка: супермаркеты, бифштексные, автозаправки, станции техобслуживания, кинотеатры-мультиплексы, склады канцелярских принадлежностей, моллы, пункты проката машин, цветочные киоски, полуживые хибары, арсеналы борцов с клопами и тараканами, гамбургерные забегаловки, хилые деревца, вздыбленная земля участков, расчищаемых под застройку, чахлые пыльные кусты и – бесконечная дорога. В конце концов они выехали на Интерстейт-20 и влились в поток безразличных к ним машин, степенно кативших на запад, к слепящему солнцу. Теперь пейзаж практически не менялся. Энди включил приемник, и зазвучало кантри. Здесь только это и гоняют, объяснил он извиняющимся голосом. Он всегда так говорил, когда был где-нибудь в командировке. В общем-то ему самому такая музыка нравилась. За первым треком, прямо встык, последовал другой, песня о любви и предательстве и о мужчинах с револьверами; Энди пробормотал сквозь зубы, мол, вся кантри-музыка звучит одинаково, эти чертовы гавайские гитары, и переключился на другую станцию; теперь Стиви Уандер запел один из своих старых хитов. Вспомнив, как годы назад, когда у них с Энди все еще только начиналось, они ехали из Филадельфии в Атлантик-Сити и Стиви пел им всю ночь, Тереза взяла Энди за руку; ей хотелось плакать, хотелось держать его и никогда не отпускать.

Энди отнял у нее свою руку.

– Где тебя высадить?

Его голос звучал резко и отчужденно.

– А где угодно. В общем-то это не имеет значения.

– Ты хочешь, чтобы я высадил тебя здесь? Прямо на обочине?

– Место не хуже любого другого.

– Ну и что же ты потом собираешься делать?