Бертрам со вздохом поправил свою добру и досказал:
— Иви Радомил приказал своим генетикам создать антивирус, и это спасло Церковь. Но Архитекторов умерло так много, что нам пришлось бежать в самую темную часть галактики. Мы заново начали жить здесь, на Таннахилле, и в наших священных архивах живет информация, которую ты ищешь. Антивирус, по-видимому, очень сложен и труден для сборки, но я уже говорил с генетиками, и они уверены, что смогут его синтезировать.
— Правда? — Влага надежды жгла Данло глаза, и он, закрыв их рукой, отвернулся к окну. Когда он снова взглянул на Бертрама, тот смотрел на него с нетерпеливым и хитрым выражением. — Я вам не верю, — сказал Данло.
— Сознательная ложь есть хакр, — невозмутимо ответил Бертрам. — Мы, старейшины, очищены от подобных программ, и ложь для нас невозможна.
Это тоже ложь, подумал Данло. А вдруг правда? Агира, Агира, во что мне верить?
— Ты проделал такой путь, пилот. Ты так долго ждал. А теперь это средство почти что у тебя в руках.
Данло стиснул флейту так, что побоялся, как бы ее не сломать.
— Значит, вы пришли сюда из сострадания к моему народу?
— Сострадать людям — наш долг как старейшины Церкви. Мы питаем сострадание ко всем Архитекторам, на Таннахилле и в далеком космосе, и к наманам, которые могут стать Архитекторами.
— Понимаю.
— Ты хочешь спасти свой народ, а мы — наш.
— Понимаю.
— Ты поможешь нам, пилот? Чтобы наши генетики смогли сконструировать для тебя лекарство?
— Нет. Я не верю, что вы знаете средство. Я не хочу вам верить.
— Пилот!
Данло сделал глубокий вдох, и его сердце отстучало пять раз.
— Да?
— Разве ты можешь позволить себе сомневаться в существовании этого средства? Ведь ты нарочно заставляешь себя не верить мне!
Заставляю ли, думал Данло? О Боже, как мне заставить себя сделать то, что я должен?
Данло подвинулся на подушке так, чтобы смотреть в окно на звезды. Им полагалось сиять там миллионами, но в тот вечер загрязнение было особенно сильным, поэтому он насчитал только десять — и девять из них были сверхновыми в дальних областях Экстра.
— Ну же, пилот. Время позднее. Мы должны получить ответ.
Данло закрыл глаза, вспоминая лица Хайдара, Чандры и Чокло. У всех у них перед смертью шла кровь из ушей, а Чокло однажды ночью, сгорая от лихорадки и крича от нестерпимой боли, откусил себе половину языка. Такая же судьба ждет все другие племена алалоев. В детстве Данло ездил на собаках к патвинам и олорунам, а еще дальше к западу живут племена, у которых он никогда не бывал, но знал, как они называются: хонови, райни, вемилаты, паушаны и тури. Есть еще и другие — их много, племен его благословенного народа. Данло пытался вспомнить историю далеких джиази, живущих на пятидесяти островах Крайнего Запада, и глаза всех его предков сияли в памяти, как звезды.
В его памяти светило много звезд: весь рукав Ориона и все те, которые он оставил за собой на своем пути в Экстр. Их имена он тоже знал: Саральта, Мунсин, Каланит, Камала Люс — и еще тысяч десять. Сколько этих великолепных сияющих сфер погибнет, если Вселенская Кибернетическая Церковь не перепишет свою Тотальную Программу и не прекратит взрывать звезды? Сколько миллиардов людей от Иле Люс до Морбио Инфериоре умрет, если он, Данло, не даст Харре Иви эн ли Эде знамения, которого она так отчаянно ждет?
— Так как же, пилот? — Голос Бертрама напоминал звон разбившегося о камень стекла. — Мы должны получить ответ сейчас, в эту ночь.
Сколько алалоев, сестер и братьев Данло, еще продолжают жить к западу от Невернеса? Он не знал этого, ведь их никто никогда не считал. Зато в Экстре определенно живут миллиарды людей, строящих свои большие города во славу Бога, — около пяти миллионов миллиардов против нескольких тысяч алалоев. Данло смотрел на звезды, и его посетила ужасная мысль.
Ценность человеческой жизни определяется не количеством.