Экстр

Малаклипс оглянулся на дверь. Казалось, что он впивает каждый звук, проверяя, не подслушивает ли кто-нибудь из охранников Харры. Но во дворце стояла тишина, если не считать их с Данло тихого дыхания и чириканья, которые порой издавал попугай в своей клетке.

— Каково это? — прошептал он наконец. — Каково это — быть мертвым?

Данло не отводил глаз от его пристального взгляда. Вопрос не удивил его, но глубоко взволновал.

— Вы, воины-поэты, поклоняетесь смерти, — сказал он наконец.

— Нет, Данло ви Соли Рингесс. Мы поклоняемся жизни.

— «Как учусь я жить? — процитировал Данло. — Готовлюсь к смерти».

— «Как я готовлюсь к смерти? — все так же шепотом, с улыбкой продолжил Малаклипс. — Учусь жить».

— Жизнь — это все, что есть, — загадочно изрек Данло. — Живи своей жизнью, воин. Пиши свои стихи, поэт. Ты достаточно скоро узнаешь, что значит быть мертвым.

— Это что — угроза или новое пророчество?

— Ни то, ни другое. Просто все люди умирают… слишком быстро. Мгновение — и нас уже нет, и ветер уносит наше дыхание. Жизнь драгоценна. Зачем швыряться ею до того, как придет твое время?

— Ты хочешь сказать, что сам это придумал?

— Я умирать не хочу, — сказал Данло.

— Правда? Я шел за тобой через галактику. И в Твердь. Ты живешь, как воин-поэт, без страха и упрека. Я думаю, что ты тоже ищешь смерти. Вот что тревожит тебя, когда ты думаешь о своем визите к мертвым, разве нет?

Данло посмотрел в окно, где отражались в океане вечерние огни. Не желая отвечать на вопрос Малаклипса, он взял флейту и стал импровизировать медленный напев, а после вытер губы и сказал:

— Чего бы я ни искал для себя, другим я несу только мир.

— Мир и свет — если ты, конечно, и есть светоносец.

— Да, свет, — улыбнулся Данло. — То, что противоположно тьме.

— А я, стало быть, носитель тьмы?

— Ты носитель войны. Вы, ваш Орден, заключили союз с ивиомилами, а для чего? Чтобы заставить одних Архитекторов убивать других.

— Но ведь я воин, так или нет? И война — закон всей вселенной. Когда-нибудь ты это поймешь.

— Нет, мир всегда есть. Он… должен быть.

— Эх, пилот, пилот.

— Где-то в центре, даже в человеческом сердце, должен быть мир. Гармония жизни, благословенная халла.

Данло снова посмотрел в окно на мерцающий океан. Он сидел выпрямившись, и его взгляд уходил далеко за край света. Насытив глаза глубокой темнотой воды, он перевел взгляд на небо. Там сквозь загрязненную атмосферу проглядывали только самые яркие звезды. Где-то там пронизывала Экстр убийственная радиация сверхновых, и Данло скраировал, бродя в бескрайних просторах вселенной.

— Что ты там видишь — мир? — спросил Малаклипс.

— Нет, как раз наоборот.

— Может, расскажешь?

Твердь говорила Данло, что Кремниевый Бог хочет уничтожить всю галактику. Возможно ли, что это шайда-существо использует для своей цели воинов-поэтов?

— Я вижу людей, — сказал Данло. — Кто бы мог подумать, что человек так расплодится во вселенной? Нас очень много. Мы прекрасны и ужасны. Я вижу, как люди гибнут за мечту. И за бредовое видение. И за чье-то стремление к власти. Гибнут всегда и неизменно. Вот Бертрам Джаспари. Он готов послать на смерть миллионы верующих. Всех ивиомилов. Всех Архитекторов. Я вижу роботов, и тяжелые корабли, лазеры, вирусы, тлолты и бомбы. И это ужасное оружие, эти машины, которыми Архитекторы разрывают ткань пространства-времени. Звездоубийцы, посылающие в солнца потоки гравифотонов, свет, который ослепляет. Я вижу всю планету, всю галактику — всех людей, которые готовятся к войне и к смерти.

Данло снова умолк, прижав флейту к шраму на лбу. Малаклипс смотрел на него почти со страхом, что было странно — ведь воины-поэты не должны бояться ничего во вселенной, особенно других людей.

— Этого все равно не остановишь, — сказал он.

Данло молча прижал к губам мундштук флейты.

— Ты не можешь изменить мир, пилот.

Данло выдул тихую ноту, пролетевшую по комнате, как вздох ветра.

— Ты не можешь изменить природу самой вселенной.

— Нет, — признал Данло, отложив флейту. — Но себя я могу изменить. В этом и состоит мое следующее испытание, правда? Оно покажет, могу я изменить себя по-настоящему или нет.

Малаклипс ушел, а Данло еще долго играл на флейте и размышлял об этом тревожном визите. Будь у него больше благоразумия, он попросил бы служителей дворца никого к нему не пускать. Теперь, когда он действительно проявил себя как светоносец, многие искали с ним встречи, и у Данло вошло в обычай распивать чай с виднейшими князьями Церкви. Они говорили о новой Академии Ордена на Тиэлле и о возможности отправить туда одаренную молодежь для обучения на пилотов. Говорили о великой перемене, которая начнется в Храмах Церкви и перекинется, как лесной пожар, на всю галактику. Многие посетители полагали себя теологами и любили потолковать с Данло о фравашийской философии, о Программе Второго Сотворения и о трех столпах рингизма — новой взрывной религии, возникшей в Невернесе всего несколько лет назад. Данло так привык к этим ежедневным (и еженощным) визитам, что открывал дверь на первый стук, не спрашивая, кто к нему пришел.