Экстр

— В стадии умирания это, во всяком случае, возможно. — Харра выпила немного чая. — Но нам не хочется верить, что Бертрам Джаспари или кто-либо другой мог запрограммировать старейшину Джанегга на вражду и ненависть к вам.

— Ненавидеть способен любой. — Внезапная боль прошила голову Данло, и он зажал глаза рукой, как будто это ему выстрелили в мозг из тлолта. — Любой способен… изнутри, сам по себе.

— Да, любой, — согласилась Харра. — Чудо в том, что вы исцелили старейшину Джанегга от его ненависти.

— Но я…

— Вы очистили его от этой страшной негативности своим дыханием и светом своих глаз. Мы видели это собственными глазами, пилот. Видели, как вы переписали эту ужасную программу.

— Но Джанегг сам исцелился. Я только сыграл ему мелодию.

Харра, приложив руку к чайнику, устремила на него долгий взгляд.

— «Человек, не знающий страха, который исцелит живых».

Данло улыбнулся при мысли о том, что Харра и другие Архитекторы могут видеть в нем исполнителя их древнего пророчества, но тут же посерьезнел.

— Я никого не исцелил. Старейшина Джанегг мертв.

— Мы думаем, что вы человек редкий и необыкновенный.

— Да нет же, я только…

— И какие замечательные вещи вы совершаете! Кто бы мог подумать, что вы наденете на себя священный шлем и найдете дорогу в наш Храм?

— Но разве шлем лежит на алтаре не для того, чтобы гости могли присутствовать на вашей контактной церемонии?

— Да, это так. Но мы еще ни разу не принимали у себя наманов.

— Даже наманы, — улыбнулся Данло, — умеют находить дорогу в кибернетических пространствах.

— Известные нам прежде наманы этого не умели. И даже дети Церкви долго обучаются протоколу контакта с компьютером.

— Но я — дитя звезд. Я пилот легкого корабля, а у пилотов вся жизнь проходит в контакте с компьютером.

— И вам знакомы все степени воспроизведения?

— Больше, чем кому-либо в Ордене, исключая цефиков.

Харра отпила еще глоток и вздохнула.

— Некоторые скажут, что мы должны были убедиться в этом, прежде чем предоставлять вам священный шлем.

— Например, Бертрам Джаспари?

Харра кивнула.

— Найдутся такие, которые скажут, что наману нельзя даже смотреть на священный шлем, а уж тем более надевать его на себя.

— Мне очень жаль.

— Нет. Это наша оплошность. Нам не приходило в голову, что вы вдруг воспроизведетесь в контактном зале.

— Вы хотите сказать — в виртуальном контактном зале?

Харра снова кивнула.

— Чуть ли не весь Таннахилл присутствовал в этом зале вместе с вами, пилот. Сто миллиардов Достойных видели, как вы преклоняете колени перед вечным компьютером Эде в вашей черной пилотской форме.

Точно ворон в стае китикеша, подумал Данло, вспомнив, как стоял на коленях среди всех этих мужчин и женщин в безупречно белых кимоно.

— Но я видел всего несколько тысяч молящихся, — сказал он.

— Это один из парадоксов воспроизведения, не так ли, пилот? — улыбнулась Харра.

— Да, наверное.

Они закончили завтракать. Харра прочла благодарственную молитву за ниспосланную им пищу, встала и прошлась по комнате. Казалось, что жизненная энергия переполняет ее, как птицу — и она, как птичка колибри, порхала с места на место, поправляя зеркало на стене, ощипывая сухие листья с комнатных растений, трогая лицо статуи Николоса Дару Эде.

Данло нравилось наблюдать за ней, нравилось изящество, которое она вкладывала во все свои движения, а еще больше — то, что она непрерывно осознавала себя как реализацию крохотной частицы Программы, написанной Богом для вселенной. Это сознание окрашивало все, что она делала. До того, как стать Святой Иви, она была эталоном секты юриддиков и верила, что жить следует строго по программам, изложенным в «Схемах». Но она подчинялась этим правилам не слепо, как мог бы подчиняться ивиомил. Ее побуждали соблюдать их не фундаментализм и не страх, а скорее благоговение перед жизнью.