Экстенса

Потому что, когда ты еще видел сны… ах, какие же это были сны! Какие чудесные, отвратительные, дикие и красивые Сны! Бездыханно просыпаясь в абсолютной темноте ночи, в пропитавшейся потом постели, в прохладном воздухе замкнутой комнаты, вовсе не испуганный, самое большее — смертельно изумленный, парализованный дезориентацией ты долго пялился в мрак, безрезультатно пытаясь понять видения, из которых только что вынырнул — пытаясь понять, откуда они взялись у тебя в голове, какое воспоминание, какая ассоциация их породили. Не раз, не два и не три; эти Сны приходили каждую ночь, и не было от них никакого спасения. И даже в свете дня настигали они тебя неожиданно, в половине какого-нибудь действия, в разрыве мыслей — тогда ты морщил брови, терял слова: что это? Откуда взялось? Вместо бессмысленных каракулей или же правильных фигур, в такие мгновения глубинной задумчивости из под твоего карандаша появлялись странные, волнистые формы, непонятные силуэты, гипнотические орнаменты. Прийдя в себя, ты долго и изумленно вглядывался в них.

Ты уже не поддерживал контакта с другими, и сам пришел к тому поспешному выводу: это все из-за комнаты, все Сны отсюда. Тебе открылся закон: Сны начали сниться сразу же после перевода, в ночь после отделения тебя от группы.

— Ты знаешь про Сны, — сказал ты однажды Девке, сменив тему прямо посреди дискуссии о театре но. — Заберите меня из этой комнаты.

— Что ты говоришь, Пуньо? Про какие сны?

Но ты прекрасно знал, что она лжет.

А Сны были такие:

Сначала вода. Может и не вода, но какая-то жидкость. Но, возможно, и не жидкость, а висящая повсюду субстанция, тяжелая и липкая, болезненно замедляющая всякие движения. Во всяком случае — ты в ней плыл. Нырял. К свету. Вниз? Так подсказывала бы логика, но сны — тем более, Сны — обладают собственной. Точно так же свет мог означать и верх. Неразрешимая проблема: дело в том, что ты никогда до него так и не добирался. Темная вроде-жидкость замыкалась вокруг тебя, ты терял ориентацию, терял ощущение движения, даже чувство существования. Это напоминало ощущение подвешенности между заканчивающимся и начинающимся следующим сном — но, в то же самое время, им не было: Сон представлял собой единую и неделимую целостность. Он тянулся и тянулся, незначительно изменяясь в мягком калейдоскопе множества теней: в мраке появлялись Они. Вот если бы ты добрался до того света — возможно, ты бы и увидел Их. Здесь же, в глубине, ты лишь ощущал чье-то присутствие. И ощущение это описать невозможно, точно так же, как нельзя полностью объять памятью и разумом туманной материи снов: никто еще не создал эсперанто ночных мечтаний, ониристический язык тишины, язык, содержащий слова, которые бы определяли состояния и инстинкты, существующие исключительно на темной стороне яви. Проснувшись, в отчаянии, мы ищем какие-нибудь приближения, упрощения, неуклюжие сравнения — безрезультатно. Точно так же и ты, Пуньо — просыпался, пялился в темноту и пытался вгрызться в еще теплое мясо убитого твоим внезапным пробуждением Сна. Но это был яд. Он сжигал твои мысли, ты его поспешно выплевывал. Все чуждое, чужое, злое.

Так что же оставалось от Сна на светлое время? Впечатление, только оно. Летучее и неописуемое, такое себе не до конца осознанное впечатление. Ощущение чего-то такого, что сниться тебе просто не имело права. Они, говорил ты сам себе, только это было всего лишь слово и ничего более. Ты знал, предчувствовал, что сознательно запомненная часть Сна составляет лишь ничтожную часть протекающих сквозь твой спящий разум темных видений. Эта жидкость, этот свет, эта тьма… На самом же деле Сны были намного богаче.

ПЕРВАЯ ОПЕРАЦИЯ

Ни одной из операций ты не помнишь, это дыры в непрерывной материи твоих воспоминаний, как и те запрещенные тесты: белые интерлюдии пустоты. Была пятница, ты как раз работал над совершенствованием компьютерной модели конструированного тобою пространственного языка, основанного на изменениях трехмерной системы разноцветных плоских и объемных фигур, а также изменениях их размеров; ты тренировался в их «прочтении» при коэффициенте ускорения проекции, составляющем 2,4 — как внезапно тебя охватил сон. Последняя мысль: эта комната… Но ты уже спал. Лишь потом ты догадался про очевидное: усыпляющий газ. Но ведь ты и так никому не доверял.

Пробуждение — это лицо Девки.

— Ты слышишь меня, Пуньо?