Медленно придвинулась к нему. Привстала на цыпочки и на самое ухо, на свистящем выдохе почти неразборчивым от злости шепотом:
— Боюсь. Что евро подорожает.
Я видела, почувствовала, как у него под кожей заструилась просто непередаваемая ярость. С ним тоже нельзя так обращаться. Не из-за его выдвинутой позиции. Это не просто надуманные принципы отдельно взятого человека. Просто с таким типажом нельзя так себя вести. Это против их природы вообще. Против естества этой категории в целом. Этого делать нельзя. Ровно так же как нельзя тыкать в следящего за тобой питона палкой. Как нельзя махать руками на пригинающегося перед нападением льва. Потому что это опасно и очень глупо. Тебе нельзя этого делать. А ты делаешь. Потому что ты сейчас ненормальная, а если вообще, то просто терпеть не можешь этих львов и змей. На дух не переносишь. Животные ебучие. И прежде чем тебя растерзают, стоит попытаться, хотя бы глаз выбить.
— Я сейчас на пределе. — Он грубо и с силой толкнул меня к стене. — Прямо не самом пределе. Учти это прежде чем хоть слово мне пиздануть, когда я говорить закончу. — Резко и жестко прижал собой к стене и, так плавно, так, сука, медленно склонившись к самому моему уху, пробирающе до дрожи, до боли, до истерики прошептал одну простую истину по которой живет весь ебучий мир — никогда не лезь, пока я не разрешу. Ни-ког-да. Я тебе твою тупую башку на месте проломлю. Усекла?
— Да, хозяин, блядь. — С оскалом.
Время замерло. Воздух стал настолько густым от ярости, что просто не проходил в легкие. От его и моей ярости. С трудом сглотнув, я осипшим от злости шепотом дополнила основное и самое важное:
— Ударишь меня сейчас, или еще хоть один раз за горло схватишь, или сдавишь до малейшего синяка или боли, или хоть что мне сейчас сделаешь, и я тебя кипятком оболью, когда спать будешь. Случайно оболью маслом и подожгу когда жрать будешь. Хоть что-то мне сделай, мразь. Хоть что-то. Я не стану говорить, что не буду перед тобой пресмыкаться, я на тебя работаю, положение меня обязывает. Но если ты мне сейчас хоть что-нибудь сделаешь, ты за это заплатишь, здоровьем матери клянусь.
Он молчал. Смотрел на меня тяжелейшим и таким обжигающим взглядом, что меня вжимало в стену. Но смотрела на него так же. Не моргая.
Его протяжный выдох сквозь стиснутые зубы и верхняя губа едва заметно дернулась в подавленном оскале. Его горячее дыхание обожгло мне кожу лица, и я почувствовала, как мелкая дрожь тронула кончики похолодевших пальцев. Кожу пропитало адреналином настолько, что она зудела. Он медленно, плавно склонил голову чуть набок. Медленно и плавно протянул руку и коснулся моего предплечья. Медленно и плавно сжал его ровно до названной мной грани — немного сильнее и мне станет больно.
— Если я тебе сейчас сломаю вот эту руку с угловым смещением. — Едва слышно произнес он, переводя взгляд на мое второе предплечье и точно так же, медленно и плавно сжал его, — а вот эту с боковым, то ты меня вряд ли обольешь хоть чем-то.
— Ты это делал? — сглотнув, выдохнула я. Уже зная ответ. Уже его понимая, но задавая этот вопрос совсем для другого.
Он, не переводя на меня взгляда, едва заметно кивнул. Разумеется. Он ведь даже руки по особому поставил. Он знает, о чем говорит.
— Ломай. — Со страхом. С ужасом. С отчаянием. — Только одновременно. — С решимостью, почти на границе безумства. Да нет, не почти. Уже за ней. — Я не любитель терпеть боль.
— И как же я заплачу тогда? — почти неслышно и рассыпалось в горячую тишину.
— Да хуй его знает! — Сбито выдохнула я, чувствуя, как по щекам сбежали слезы. — Я придумаю.
— Дура, Межекова. — Зло бросил он, резко отдернул руки и так же резко отошел на шаг. — Ты действительно мне верила, что я тебе руки сломаю и все равно вперед перла. Ты совсем дура.
Как будто край пропасти внезапно отодвинулся. У меня все тело онемело. В ногах слабость. Качнуло вперед и я, чтобы не упасть, оперлась одной рукой о стену, второй о дрожащее колено, выдыхая так быстро и тяжело, будто только что марафон преодолела. Еще не в силах в это поверить. Что закончилось. Что он мне ничего не сделал.
— А ты бы не сломал? — голос дрожащий. Как и все остальное. Прикрыла глаза, пытаясь унять дыхание и чувствуя, что удары сердца были настолько быстры, что просто слились и сотрясали все в груди.
— Нет. — Его задумчивый голос. — Теперь точно нет. У нас с тобой появились проблемы, Полин.
— Ждешь чтобы спросила, какие? У тебя одна проблема, Казаков, тебе лечиться надо. Изолировать тебя нахуй. Мразь. Не подходи ко мне. Не подходи. Никогда.
Глава 7
«Мне нужно с вами поговорить»
Я еще раз перечитала свое сообщение и отправила на номер, по которому со мной связывался Ерохин.
Ответа не было довольно долго. Я нервничала. Сидела на широкой постели в том же доме на исходе третьего дня и нервничала.