— Ваша задача — распространить листовки вот в этих кварталах. Не пропускайте ни одной квартиры. Население нашего района так натерпелось от оккупантов, что охотно выслушает вас и прочитает листовки. А если все же найдется какой-либо прохвост, который попытается задержать вас и передать МП, то… то вас ведь трое в каждой группе…
РАННИЕ ГОСТИ
— Мицци, уже половина седьмого!
В голосе Макса звучали нотки нетерпения. Ровно в семь он должен выйти из дому. Ведь ему еще нужно забежать в комитет за листовками. Так немудрено и опоздать на завод.
— Уже готово, Макс!
Занавеска, отделявшая «столовую» от «кухни», раздвинулась, и появилась улыбающаяся голубоглазая Мицци со стареньким, до блеска начищенным кофейником в руках.
— Вот!
Она налила кружку до краев. От густого, черного напитка по комнате распространился приятный аромат. Макс, обжигаясь, отпил глоток.
— А сахар?
Улыбка на лице Мицци исчезла, уступив место растерянному, немного виноватому выражению.
— Я не купила… Понимаешь…
— Понимаю… Забыла.
— Нет… Видишь ли…
Она вдруг решилась и выпалила:
— Просто денег не хватило. На прошлой неделе опять все стало дороже и… ну, просто не на что было купить.
Макс недовольно хмыкнул. Не очень-то приятно пить кофе без сахара. Но Мицци права. Никакого заработка не хватит, чтобы угнаться за растущими ценами.
Мицци присела с ним рядом. Ее большие глаза обычно такие веселые, сделались задумчивыми и печальными. Он обнял ее за плечи.
— Ладно, Мицци, не отчаивайся. Как-нибудь выкрутимся. Ведь не у нас одних такое положение… Придет другое время.
Мицци тяжело вздохнула:
— Да, придет! Но когда око придет…
В дверь постучали.
— Кто в такую рань? — удивился Макс.
Это были Киршнер и Хор.
— Здравствуй, Макс. Что, не ожидал таких ранних гостей?
— По правде говоря, нет… Я даже перепугался, подумал, не МП ли.
— Ну да, — усмехнулся Хор. — Тебя испугаешь!
Карл Хор — друг детства Макса. В свое время они были неразлучны. Вместе дрались с мальчишками из соседнего двора, играли в одной футбольной команде. В одно время вступили в подпольную Комсомольскую организацию.
Затем их пути разошлись. Макса призвали в гитлеровскую армию и, как «недостаточно преданного райху и фюреру», зачислили в рабочую команду, выполнявшую тяжелые и опасные земляные работы на русском фронте. В 1943 году с группой коммунистов Макс дезертировал из ненавистной гитлеровской армии, примкнул к отряду словацких партизан в Карпатах и вместе с ними дрался против фашистов.
От Хора Макс известий не имел. Слышал только, что его арестовало гестапо, и считал своего друга погибшим.
Но когда в 1945 году, после освобождения Вены, Макс вернулся в родной город, он узнал, что Хор был в Бухенвальде и чудом уцелел.
Былая дружба не возобновилась, но между ними установились теплые приятельские отношения. Хор часто заходил к Гупперту посидеть, потолковать о том, о сем, и поэтому Макс не удивился его сегодняшнему приходу.
Но вот Киршнер впервые у Макса…
— Выпейте кофе, — предложила Мицци, когда гости уселись.
— С удовольствием, — отозвался Киршнер. — Дома я тоже пил кофе, но, признаться, без сахара.
Мицци весело глянула на Макса и, не выдержав, прыснула со смеху.
— Ага! — догадался Киршнер. — Видимо, вы тоже не очень любите сладости.
Они потолковали о возросших ценах.
— Вот что, — сказал, наконец, Киршнер, заметив, что Макс украдкой поглядывает на часы. — Пришли мы к тебе с таким делом: поедешь от нас гостем на конгресс сторонников мира в Венгрию.
— В Венгрию? Я?
Макс от неожиданности даже привстал.
— Именно ты! Что в этом удивительного?
— Но… но ведь есть более достойные люди. И потом… что я скажу на конгрессе? Мне никогда не приходилось выступать на таких ответственных собраниях. А тут еще за границей. Оратор из меня — сами знаете какой. Просто не смогу… Вот будет картина, — он заговорил, подражая голосу радиодиктора: — «Австрийский гость молчал в течение двадцати минут, а затем, кашлянув, оставил трибуну»…
Никто не отозвался на шутку. Даже Мицци посмотрела на Макса с укоризной.
— Шутки в сторону, Макс. Тебя решили послать — и ты поедешь, — строго сказал Киршнер. — Оратором быть вовсе не обязательно. Зачитаешь приветственное письмо, а затем просто и ясно расскажешь о том, как мы здесь боремся за мир. Расскажешь, как три тысячи подписей под Стокгольмским воззванием собрал, о бесчинствах американской военщины… Рассказать есть о чем.
— Да, конечно… Только…
Макс замялся. На его лице проступил румянец.
— Договаривай, договаривай! Тут все свои.
— Только вот с деньгами у нас с Мицци сейчас туговато. А, ладно, — он пристукнул по столу ладонью. — Займем немного, продадим кое-что из вещей…
Гости переглянулись.
— Ах, я и забыл сказать, — спохватился Киршнер. — Поездку ведь оплачивает городской комитет сторонников мира.
Хор крепко пожал руку Макса.
— Рад за тебя. Поздравляю, дружище.
Он глянул на часы и забеспокоился:
— Ну, пойдем. Еще на работу, чего доброго, опоздаешь. А мы тебя проводим и расскажем все подробно. Мицци, найди какую-нибудь фотокарточку Макса — для заграничного паспорта.
Мицци сняла с этажерки альбом.