Вот какой-то клиент Попросил Земмеринг… Земмеринг… Земмеринг… А хозяина завода, где она работала в коммутаторной, звали Земмер, Гуго Земмер. Этот чванливый господин с пухлыми и розовыми, как у младенца, щечками не раз делал ей недвусмысленные предложения. Его приставания отравляли ей всю жизнь. И все-таки с заводом связаны ее лучшие воспоминания. Там она познакомилась с Максом.
Лицо Мицци озарилось тихой радостью. Да, она до сих пор гордится, что смогла ему помочь, выручить из неминуемой беды.
Случилось это так. Однажды утром, придя на завод, она увидела, что все идут не на свои рабочие места, а в литейный цех. Заинтересованная, Мицци последовала туда же. Там она впервые увидела Макса. Он стоял, окруженный рабочими, и рассказывал, как простые люди всей земли борются против новой войны, за счастливое будущее.
Мицци слушала его, как зачарованная. Но когда начался сбор подписей, она услышала позади себя тихий шепот:
— Мицци! Мицци! Сюда!
Это был господин Земмер. Как вор, прокрался он на собственный завод. В глазах его горел азарт охотника.
— Мицци, быстрее соедините меня… — Он назвал номер. — Я буду в кабинете.
Мицци побежала в коммутаторную и выполнила требуемое.
— Он здесь, — тихо сказал директор.
— На заводе? — спросил чей-то квакающий голос.
— Да.
— Звоните в МП. У-31-433. Скажите им только адрес. Они уже готовы к выезду.
Мицци ужаснулась. Значит, сейчас приедут молодчики из МП и заберут этого смелого парня.
Директор сказал:
— Дорогая, соедините меня с У-31-433. Живее, прошу вас.
И она решилась. Вся ее неприязнь к наглым парням из МП, к Земмеру, ко всему тому черному, бесчестному миру, который они для нее олицетворяли, сосредоточились в тот момент в быстрых движениях пальцев, набравших номер 003.
— Немедленно выезжайте на завод Земмера… — злорадствуя, слушала она голос директора.
Он назвал адрес и положил трубку. Через окно она увидела, как Земмер, прячась в тени высоких стен, побежал к воротам.
— Жди, жди, — прошептала она.
Минут через десять к воротам завода одна за другой подкатили три пожарных автомашины. Мицци было видно, как, потрясая кулаками над головой, ругался директор Земмер с брандмейстером.
Еще через десять минут Мицци лишилась места. И когда она со слезами на глазах (ох, эти непрошеные слезы!) стояла у ворот и раздумывала, где искать работу, к ней подошел Макс. Он уже знал все.
— Спасибо! — просто сказал Макс и крепко пожал ей руку.
Они познакомились. А вскоре и поженились…
— Да, слушаю… — встрепенулась Мицци. — Нет, что вы, я не спала. Просто я выпила сейчас глоток воды, поперхнулась и не смогла сразу вам ответить… Минут двадцать? Что вы, что вы! Нет, нет, очень прошу вас, не жалуйтесь! Меня тогда выгонят с работы… Спасибо. Сейчас же соединю.
Когда к концу дня Мицци передала дежурство другой телефонистке, она просто удивилась, что все кончилось благополучно. Никогда еще она не работала так рассеянно, как сегодня.
Наскоро закусив, Мицци отправилась в комитет. Обычно по вечерам она избегала выходить из дому — кругом шаталось множество пьяных солдат. Но на этот раз она шла безо всякого страха. Пусть только кто-нибудь посмеет ее задеть! Она крепко сжала рукоятку старого тяжеленного зонтика, который захватила с собой отнюдь не потому, что предвиделся дождь.
В комитете было многолюдно и шумно. Но Хор сразу увидел Мицци.
— Идем сюда.
Он привел ее в кабинет Киршнера. Тот поднялся ей навстречу.
— Садись, Мицци. Сейчас только одиннадцать. Тебе придется ждать целый час.
— А я вам не помешаю? Может быть, мне лучше обождать там, в общей комнате?
— Сиди, сиди, У нас никаких секретных дел нет, скрывать нечего, — усмехнулся Киршнер.
Ровно в двенадцать зазвонил телефон.
— Будапешт, — сказал Киршнер и подал Мицци трубку.
— Милый, ты?
— Я, дорогая, — прозвучало в ответ. — Как дела?
Как изменяло расстояние голос Макса! Или, может быть, он простужен?
— Ты заболел? У тебя такой хриплый голос.
Было слышно, как Макс прокашлялся.
— Да, простыл немного в поезде, — сказал он после недолгого молчания. — Как ты живешь? Скучаешь?
— Очень. Сегодня я так плохо работала, что просто чудом спаслась от увольнения.
Они обменялись еще несколькими малозначительными фразами.
— Дай-ка, Мицци, я с ним поговорю, — сказал Киршнер. — Что-то вы оба растерялись, как жених с невестой.
Он взял трубку.
— Алло, Макс. Это Киршнер. Когда начнется конгресс?
— Завтра.
— Готовишься к выступлению?
— Ага…
В трубке что-то щелкнуло, заскрипело, и сколько Киршнер не дул в нее, никто не отвечал.
— Будапешт кончил разговор, — сказала междугородняя.
Мицци пошла домой расстроенная. Нет, Макс совершенно не умеет разговаривать по телефону. Ни единого теплого словечка. У-у, противный!
И тут же она забеспокоилась. Макс простужен. Не серьезно ли это? Ведь он никогда не скажет, что болен, все отшучивается.
Хор, провожавший Мицци до дома, потешался над ее опасениями. Что она волнуется? Пройдет еще два дня, и вернется ее Макс обратно целым и невредимым. Ну, с насморком, подумаешь, какая болезнь. …Какой подарок обещал он привезти из Венгрии?