Эксперт № 32 (2013)

Академик Владимир Бетелин считает, что Россия стала неконкурентоспособной из-за разрыва между гражданином и государством, ориентацией на сиюминутную прибыль и отказа от собственных технологий

Рисунок: Константин Батынков

Затеянная государством радикальная реформа Академии наук вновь обострила обсуждение вопроса, почему в России так плохо с инновациями.

Эту проблему, которая постоянно находится в поле внимания российского правительства, мы решили обсудить с директором Научно-исследовательского института системных исследований РАН, директором Института микротехнологий РНЦ «Курчатовский институт» академиком РАН Владимиром Бетелиным , тем более что Владимир Борисович — один из подписантов письма академиков и членов-корреспондентов РАН с отказом вступать в новую академию, если она будет создана.

Владимир Бетелин — известный специалист в области информационных технологий и систем автоматизации проектирования и управления. В 1980-е под его руководством были созданы отечественные машиностроительные САПР на основе семейства первых отечественных графических рабочих станций «Беста». В последние годы были созданы отечественные технологии проектирования и производства современных сложных микропроцессоров, модулей и ЭВМ, в том числе мультипроцессорных высокопроизводительных вычислительных систем терафлопсного класса. Объем производства изделий, созданных на основе этих технологий, составляет десятки тысяч штук в год.

— Попытка ликвидации РАН — это отражение кризиса того экономического курса, который проводится в стране. Я не думаю, что за этим стоят «братки», которые хотят поделить академическую собственность. Речь о другом. Последний год, даже больше, речь постоянно идет о том, что государство собирается продавать свои пакеты акций в крупных корпорациях. «У РАН большие активы, давайте их продадим и наполним бюджет». Так я вижу основной резон правительства.

С одной стороны, это говорит о том, как чиновники понимают занятие наукой: ученый — это человек, сидящий в кабинете за письменным столом или, максимум, за столом с какими-нибудь приборами. Поэтому другие активы им не нужны. С другой стороны, они, похоже, не понимают, для чего стране нужна наука и какую роль в российском государстве играла и играет Академия наук.

Чем была Академия наук в Советском Союзе? Это был инструмент обеспечения технологической конкурентоспособности страны, инструмент государственный. Перед нами ставили задачи, и государство обеспечивало нас условиями для их выполнения. И мы чувствовали себя на государственной службе. Так были воспитаны и такими остались.

Возникала система взаимообязательств и взаимоответственности. И если работе сопутствовал успех, то это был и наш успех, и успех государства, то есть мы все были в этом смысле союзниками.

Но, конечно, государство ставило задачи не без нашего участия, оно слушало нас, это был обмен мнениями между государственными органами и академией. Были дискуссии, были оппоненты, но государство слышало академию и считало ее достойной того, чтобы ее слушать. Потому что относилось к ней как к источнику знаний.

И до сих пор в Академии наук существует это чувство сопричастности государственным задачам и государственным успехам. Но приходится признать, что за последние двадцать лет связь между государством и наукой была в значительной мере разрушена, а теперь академию пытаются назначить виновной за это.

—Апочему,навашвзгляд,такслучилосьиктовиноватнасамомделе?

— Чтобы ответить на этот вопрос, надо понять, что произошло в 1991 году и в последующие годы. В 1991-м государство в лице правительства Гайдара сказало нам, ученым: «Все, ребята, у нас нет никаких взаимных обязательств, идите на рынок и там конкурируйте». Причем это было сказано и отдельным личностям, и институтам, и лабораториям, то есть на самом деле нас всех отпустили на вольные хлеба.

Была принципиально изменена формула взаимоотношений человека и государства, в частности критерии личного успеха. С одной стороны, под личным успехом человека стала пониматься его конкурентоспособность даже не на внутреннем, а на мировом рынке труда. Причем во главу угла любой деятельности, в том числе научной, была поставлена сиюминутная прибыль, и только прибыль. Успех определялся тем, сколько ты заработал, ты лично, причем не важно, каким способом. Не страна, а именно ты — человек, институт, предприятие.