Эксперт № 28 (2013)

Для иллюстрации здешней идеологии я приведу немного пространный и отчасти побочный, но очень характерный пример. Кучерская, как я уже говорил, — филолог, и она об этом обычно никому забыть не дает; напоминает она об этом и в романе, преимущественно — очень узнаваемым снобизмом. Вот она показывает, какая неграмотная и неразвитая публика работает в прессе, через страдания героини, вынужденной эту прессу редактировать, приводит длинный список баянных опечаток: « Предпринимателя N опустили под подписку о невыезде», « Протокал оказался подписан…», « Раболовные суда простояли в порту более суток» — и резюмирует все следующим пассажем: « Мазут чужого пустословья, вранья, липкое синтетическое варево из слов- двойников, сплетенных из слюней и взвинченности, напитка Energizer и нереализованных амбиций». Проблема в том, что напитка с таким именем нет, так называется батарейка, это зарегистрированный товарный знак, с ним не пошалишь, да еще есть пиратские пищевые добавки, шоколадки и порошки для качков типа Carbo Energizer; а напиток, который Кучерская имеет в виду, — это энергетик, который та самая ненавидимая ею пресса по причине той самой ненавидимой ею безграмотности называет энерджайзером; то и другое, являясь родовыми понятиями, пишется со строчной буквы; так что филологический пафос это все порядком дезавуирует, зато обнажает авторский метод исследования реальности. Он там везде такой.

Тут, однако, сразу надо — с прицелом на будущее — обозначить один принципиальный момент. Определенного сорта литература, комедийным синопсисом которой является у нас Гришковец, научилась по нынешним временам защищаться одной и той же отмазкой: дескать, это не автор в тексте навозил графомании, это его герои думают такими вот кургузыми корявыми словами. У Кучерской тут, натурально, почти нет авторских ремарок в чистом виде — все это, по заветам Бахтина (вот кто вертится в гробу, куда там Василию Ивановичу), подано глазами героев, через их внешнюю и внутреннюю речь и через поток их сознания. Тем не менее проблема недостоверности сохраняется, и вот почему: люди у Кучерской говорят и думают «как в жизни», а говорящие «как в жизни» люди — самый верный признак графомании (это вообще такая банальная мысль, что даже стыдно ее лишний раз писать, но что делать, если в данном случае ей тут только и место?). Я проиллюстрирую это все примерами, собранными с первых пятидесяти страниц, так как затем у меня руки опустились, и я перестал примеры выписывать.

Вот как муж главной героини, например, смотрит на едущую вместе с ним девушку: « Скорее всего, девушка кой- чего уже повидала на своем недлинном веку. Коля понял это, когда вагон качнуло и на несколько мгновений она оторвалась от журнала, подняла голову — в темных глазах мелькнули опытность, грусть».

А вот он смотрит на свою будущую жену: « Да, по губам всегда можно было определить. Эти ничего не знали! Вообще- то против опытных девчонок он совсем не возражал, но сейчас ему понравились именно такие губы».

Майя Кучерская уже, по всем приметам, не девушка, и как ей удается до сих пор сохранять представление о мужской психологии на уровне школьных песенников — для меня загадка. Впрочем, о женской психологии ее представления не сложнее. Вот как выглядят мысли и ощущения Тети Моти:

«Оналюбиласынаснежностьюистрахомматеринскогоживотного».

«Как,какслучилось,чтоонисКолейстольковременивместе?Милыймальчик,смешной,кажется,добрый,носовсемдругой,издругогокруга.Даэто-тоипритянуло,сумасвело!Иещемама,маматвердила,даикогданетвердила,всеравно,всемсвоимвидомзаклинала:нельзяоставатьсяодной.Толькозамуж!»

«Симпатичный,такпленявшийеепоначалусвоейпростотойичистотойдушевнойчеловексзолотистымиволосами,большими,крепкими,чутькрасноватымируками,еемужнавалилсянанеевсейсвоейтяжестью,всемисвоимикошмарнымипривычками.Русский muzhyk».