Эксперт № 22 (2014)

Китайское направление индийской внешней политики выглядит куда менее предопределенным. Среди аналитиков нет единого мнения по поводу отношения Китая к новому премьер-министру. С одной стороны, приход Моди сулит Китаю большие проблемы. И дело тут даже не в предвыборных выступлениях, в которых новый премьер обличал китайский экспансионизм (все понимают цену подобной риторики), а в экономической сфере. Если новый премьер действительно запустит программу модернизации, то Индия станет конкурентом Поднебесной в деле привлечения иностранных инвестиций. А если Моди удастся решить проблемы с бедностью, то будет снято одно из двух (наряду с пакистанской проблемой) главных препятствий для более активной индийской внешней политики в Юго-Восточной Азии.

С другой стороны, в Пекине надеются, что с приходом Нарендры Моди Индия приостановит свое участие в проекте создания антикитайской оси Индия—США—Япония. Как известно, Нарендра Моди не питает особо теплых чувств к Вашингтону, который после гуджаратских событий 2002 года ввел против Моди персональные санкции и не дает ему визу. Вряд ли премьер пойдет на конфликт с США (особенно когда ему нужны американские инвестиции), но и ожидать в ближайшее время прорывов в американо-индийских отношениях тоже не стоит. Кроме того, Китай рассчитывает повысить свое влияние на процесс принятия решений в Индии через активное участие в экономических проектах, которые обещает инициировать новый премьер. При предыдущем правительстве экономические отношения между Пекином и Дели были далеки от идеала, объем двусторонней китайско-индийской торговли упал с 74 млрд долларов в 2011 году до 65,47 млрд в 2013-м.

Не стоит ожидать и каких-то резких изменений в российско-индийских отношениях. Новый индийский премьер не понаслышке знает нашу страну: поскольку Гуджарат и Астраханская область являются побратимами, Моди в бытность свою губернатором не раз приезжал в Россию. Однако нужно понимать, что сегодня Россия для Индии не является ни приоритетным партнером, ни приоритетным рынком, ни приоритетным направлением внешней политики. Перед страной стоят задачи, решению которых Россия серьезно помочь не сможет. 

Принцип, политика и технология роста Сергей Чернышев

Замедление роста экономики — куда большая угроза безопасности России, чем украинский кризис. Мир в полушаге от того, чтобы быть опрокинутым в новую катастрофу роста. Для развитых держав борьба с этой угрозой составляет сердцевину политической повестки дня. Россия не участвует в этой повестке, представляя для нее лишь растущую головную боль

section class="box-today"

Сюжеты

Мировые финансы:

Рынок котов в мешке

Взять то, что плохо лежит на глобусе

/section section class="tags"

Теги

Экономика

Политика

Мировые финансы

Финансовые инструменты

Долгосрочные прогнозы

/section

В информационном потоке по поводу столетия Великой войны всплыл сюжет: в местечке с говорящим именем Обляй восстанавливают жилище местного обывателя Гаврилы Принципа. Дом выстоял в череде глобальных катаклизмов века, но сгорел в братоубийственном конфликте сербов и хорватов, похоронившем Югославию. Что до обитателя — тот не затерялся среди несчетных миллионов убийц и убитых XX века.

Стреляя в эрцгерцога, Гаврило нажал на спусковой крючок первой мировой катастрофы, в саму возможность которой благополучные европейцы летом 1914-го отказывались верить. Ныне только ленивый блогер не отметился нравоучительным постом, перебрасывая мостик зловещей аналогии из тогдашней Сербии на нынешнюю Украину. И впрямь, боевик «Младой Босны» (за ней, говорят, стояла «Черная рука») смотрится по-свойски в пестром ряду фигур и структур майдановцев и федералистов. Так ждать ли летом нового Сараева в Киеве или Донецке?

1.

Гора исторических разысканий о причинах Первой мировой не родила ничего, кроме мышиной конспирологии. Обществоведам недоставало понятийных инструментов, чтобы охватить структурирующей мыслью события такого масштаба.

У исторических спазмов, соразмерных с «нашествием народов моря» или «великим переселением народов», есть то общее, что в их основе лежат катастрофы роста .

Вот грубая модель. Производительность этноса, страны или региона начинает отставать от роста спроса на средства пропитания и жизнеобеспечения. Тектоническое напряжение разрыва высвобождается случайной вспышкой насилия или природной аномалией. Массы «избыточного» населения приходят в движение, сметая все на своем пути. Историческое кровопускание, во-первых, на время сбрасывает давление спроса до переносимого уровня. А во-вторых, ломает институциональные преграды на пути назревшей технологической революции. Новая волна технологий — залог грядущего роста производства.

figure class="banner-right"

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

Что нового внесла в эти циклы эпоха мировых войн? Катастрофа роста впервые оказалась глобальной. И до невольных глобалистов стало доходить: в таком глобальном качестве она должна стать не только первой, но и последней.