Эксперт № 19 (2013)

«Для нас вариант стопроцентной президентской республики неправильный, так как у нас уровень сложности всего того, что входит в состав государства, на порядок выше, чем в США, — говорит политолог Алексей Зудин . — Правительство с точки зрения устойчивости страхует президентскую власть, дает возможность президентской власти сосредотачиваться на обеспечении классических функций: оборона, внешняя политика, безопасность и стратегическое планирование. Другое дело, что этот конституционный идеал не вполне наполнен. Он в значительной степени присутствует как что-то потенциальное. И наша задача, сохраняя президентский характер государства и политической системы, наполнить конкретным вменяемым содержанием парламентско-правительственный блок».

Второй вариант: правительство становится фактически частью администрации президента — тот самый американский вариант, против которого выступает г-н Зудин.

«Важен тот факт, что сам Путин в течение четырех лет был премьером, — говорит политолог Андраник Мигранян . — Возможно, нам предстоит когда-то преодолеть ненужность этой системы. Нам нужен президентский кабинет, то есть президент как глава правительства, и это было бы правильно. У нас и по Конституции ничто не мешает президенту руководить правительством. И в кадровом плане, и председательствуя на заседании правительства. Премьер — это ближайший помощник президента по экономическим вопросам. Я думаю, что такая конфигурация гораздо более адекватна и отвечает интересам страны».

Однако такой вариант может показаться слишком радикальным. Он, скорее всего, потребует введения должности вице-президента и серьезной перестройки всей системы управления государством. Вряд ли Путин склонится к этому варианту.

Логичнее всего, что после некоторого периода прямого взаимодействия президента, его администрации и министров и фактического определения новой социально-экономической политики будет сформирован новый кабинет, который будет эту политику осуществлять.

Уходит ли демократия?

Многие наблюдатели трактуют последние события вокруг правительства как очередной виток усиления президентской власти и, соответственно, уменьшения демократии. Нам кажется, что это не так. Сегодня объективно существует огромное число острых социально-экономических задач, которые надо решать. И если они не решаются в нынешней конфигурации власти, значит, надо не отменять вопросы, а менять конфигурацию. При этом даже в своем выступлении на майском экономическом совещании Путин отметил, что он хочет видеть в министрах персональную публичную и политическую ответственность. Иначе говоря, количество публичных политиков должно увеличиваться, условно говоря, пропорционально количеству решаемых задач. Тогда мы увидим совершенно другое политическое поле, наполненное смыслами и людьми, носителями этих смыслов. Это, безусловно, путь к расширению публичной политической элиты страны. «Я думаю, что все согласятся: Путин восстановил президентскую власть, — говорит Алексей Зудин. — Но есть вторая задача — восстановить как работающий, а не декоративный, парламентско-правительственный блок. Он у нас пока не полностью работающий. Все мы знаем, что правительство не формируется парламентом. У нас пока низок уровень согласия в политическом классе и вообще в элитах. Это важно, так как наполнение парламентско-правительственного блока нашей политической системы связано с формированием ответственных элит и принципиально совместимых друг с другом и с обществом политических партий. Собственно говоря, та политика, которая получила название “национализация элит”, — конкретный шаг к формированию элит того качества, которое позволит решить парламентско-правительственную проблему. В этом актуальная задача нашего политического развития, а не в том, чтобы сделать нашу политическую систему однородно президентской».

Сторонник более четкого варианта президентского правления Андраник Мигранян тоже не видит ущерба для демократии в текущих событиях: «Концентрация исполнительной власти — нормальное явление. Здесь очень важно другое — насколько будет сохраняться открытый характер действий исполнительной власти, насколько сохранится диалог между властью и обществом и какое влияние общество может оказывать на власть. Сейчас впервые власть и не закрывается от общества, и ставит некие границы, определяя параметры деятельности институтов гражданского общества. Это все происходит и законодательно, и правоохранительные структуры стоят на страже того, чтобы эти законодательные решения были реализованы в полной мере. Я имею в виду и законы об НКО, и организации, которые финансируются из-за рубежа, и ряд других. На Западе и среди наших либералов это называется усилением авторитарных тенденций во власти. А я вижу в этом лишь упорядочивание отношений между государством и обществом».