Эксперт № 07 (2013)

— Не будем забывать, что картины эти были не документальными, а художественными — другими словами, были вымыслом! Реальность же значительно ужаснее, говорю вам. Взять сцену, в которой пятилетнюю девочку допрашивают во всех деталях о том, что сделал с ней взрослый дядя, — и она вынуждена слушать этот кошмар, мотая на ус. Меж тем этот эпизод — очень облегченная версия реального протокола, попавшего мне в руки.

—Связь «Охоты»с «Торжеством»очевидна:втойкартиневырассказывалиисториюскрытогопедофила,которогообвиняютвпреступленияхегособственныедети,прямопосредиюбилея,авэтойпоказываетежертвупредрассудков.

— После «Торжества» я чувствовал необходимость создать антитезис к нему, как-то ответить собственному самому популярному фильму. Кому, как не мне, было это делать! Значит, герой мог быть только невиновным, никак иначе. Мне было интересно исследовать определенную часть социума, где любой ложный слух люди рады счесть за подлинный факт. Кроме того, я хотел быть с ним, с моим героем. Помогать ему, смотреть на мир его глазами. Не иметь сомнений в его моральной правоте. Хотя, уверен, что весь зал затаив дыхание ждет, когда же его вину наконец докажут! Мы не слишком сильно отличаемся от бывших товарищей моего героя, моментально от него отказавшихся.

—Почемулюдитаклегкоистакимудовольствиемверятвхудшее?

— Ответ элементарен: от страха. Прежде всего страха за детей. И уверенности в том, что дети так же боятся! Опять вспомню о реальных случаях: если ребенок ложно обвинил кого-то, а потом отказался от собственного свидетельства, его отказ уже не имеет силы. «Его первое обвинение было правдой, а теперь он отказывается потому, что боится насильника» — такова логика взрослых... С другой стороны, если бы взрослые относились к словам детей чуть-чуть более критично, мой фильм длился бы минут семнадцать.

—Выходит,людидвижимылучшимичувствами —поменьшеймерепоначалу,нетакли?

— Безусловно. Они стараются быть корректными и профессиональными. Выбирать правильные выражения, не торопиться с выводами. Но их хватает ненадолго.

—Докакойстепениэтофильмодатскомнациональномхарактере?

— Я использовал случаи из самых разных стран, и французские или норвежские казусы были куда увлекательнее датских, так что я не уверен. Однако все ритуалы, манеры, круги общения, секреты моих персонажей, разумеется, стопроцентно датские.

—НоведьвДанииикдетямотношениеособое.

— Это факт. У нас их стараются от всего защитить и уберечь, спасти от чего-нибудь. Доходит до смешного. Недавно веду ребенка в детский сад, а у него варежки на такой веревочке, пропущенной под курткой, через плечи. А воспитательница мне говорит: «Какой кошмар, ведь эта веревка может его задушить, снимите ее немедленно!» Я перепугался и снял, а потом думаю: секундочку, что за бред, с какой стати эта веревка кого-то начнет душить? Заметьте, одна из моих героинь — Надя — приехала в Данию из Восточной Европы, и она еще не успела подхватить этот вирус, хоть и работает в детском саду. Есть у меня такая романтическая идея, что в Восточной Европе к детям относятся как раньше — например, курят при них... Нет, защищать детей — это правильно и вообще прекрасно, но от жизни их не защитишь, это тоже хорошо бы учитывать.

—Кразговоруодатскомсамосознании:надопомнитьиотом,чтоглавногогероявсе-такииграетМадсМиккельсен —вглазахмиллионовзрителейонархетипическийдатчанин!

— Да, и это проблема. Я-то хотел, чтобы мой герой был таким крепким немногословным мужиком из пролетариев — что-то вроде персонажа Роберта де Ниро в «Охотнике на оленей». Это вообще важный для меня фильм, я его с детства обожаю и бесконечно пересматриваю, как и «Фанни и Александра». Короче, появилось название «Охота», и логично было сблизить героев. Но вот на сцену вышел Мадс, и он такой милый, нежный, понимающий. Такой датский, в конечном счете!

—Дажестранноосознавать,чтовыснимработаливпервые.