— Городское пространство приватизируется крупным капиталом. В центре города начинают работать бульдозеры, сносящие дома. Бедняки выселяются на окраины, где для них строят кварталы доступного жилья. Там же, на окраинах, начинается самодеятельное строительство фавел — это, пожалуй, специфическая черта Латинской Америки. Средний класс старается отгородиться в закрытых охраняемых районах. Цель такой политики — расчистка пространства в центре города под новую застройку. Начинают формироваться, как я их называю, «зеленые зоны» — территории, которые рассматриваются как безопасные для иностранных инвестиций и туристов. Этот термин я подхватил из армейского лексикона. «Зеленой зоной» в Ираке называют территорию в Багдаде, которую контролируют войска коалиции. Там, за бетонным забором с колючей проволокой, есть «Макдональдс» и другие блага цивилизации, а вокруг хаос. В «зеленых зонах» городов Латинской Америки размещаются центральные бизнес-кварталы с небоскребами. Создание таких кварталов закрепляет концепцию полицентрического города. Капитал концентрируется в нескольких пространственных точках. Значительная часть городских инвестиций идет на обслуживание этих новых бизнес-кварталов — на строительство новых дорог, расширение улиц, подведение коммуникаций.
В целом город становится ареной для спекулятивного капитала. Именно его интересы превалируют над запросами жителей. Резко вырастают городские противоречия. Деление территории по классовому и имущественному признаку свойственно и городу индустриальной эпохи, однако именно неолиберализм многократно увеличивает дисбалансы. Из-за нарушения привычных взаимоотношений нарастают социальные проблемы. Трагически меняются паттерны городской жизни, ломается привычный образ города. Неолиберализм оказывает на города разрушительное действие.
— Неолиберальная парадигма предполагает, что города конкурируют между собой за иностранные инвестиции и людей, а потому стараются создать привлекательную и безопасную среду жизни. Однако большинство изменений лишь обслуживает определенную мировую элиту по весьма простым рецептам. Нужны высококлассные музеи, общественные пространства с необычным, даже избыточным дизайном, суши-бары и кафе. Эти улучшения города обычно сконцентрированы в особых зонах, которые оторваны от основного населения по ценам или территориально. Москва тоже имеет такие оазисы, но к жизни девяноста девяти процентов населения они отношения не имеют.
— В Западной Европе государство остается сильным, сохранилась система с мощными регуляторами городского развития. Спекулятивный капитал сдерживается, проводится протекционистская политика. Я разделяю мнение экономического географа Дэвида Харви: неолиберализм и был придуман для того, чтобы западный капитал комфортно вошел на новые рынки. Страны Латинской Америки следовали теориям Чикагской школы экономики и максимально открывались для экспансии западного капитала, создавали условия для инвесторов. Восточной Европе в конце 1980-х неолиберализм в форме шоковой терапии был фактически навязан. В обмен на кредиты страны были вынуждены выставить себя на распродажу. Так западный капитал получил возможность скупки целых секторов национальных экономик восточноевропейских стран.
— Обычно не учитываются социальные последствия. Да и с точки зрения экономики все далеко не однозначно. Возьмем Мехико. Первые десять лет прихода иностранных инвестиций воспринимались как «медовый месяц». Чтобы завлечь инвесторов, большие деньги были вложены в инфраструктуру. Строились новые производства. Город улучшился: появились новые дороги и небоскребы. Был и соблазн новых вещей: большинство людей в Мексике и сегодня считают появление «Старбакса» очень позитивным моментом и думают, что город «исправляется» с появлением модного кафе. В общем, для Мехико это были десять лет всеобщего восторга.