Прекращение противостояния эпохи холодной войны оставило идейный вакуум, который не мог не начать заполняться. Левая, коммунистическая, идеология рухнула, как тогда казалось, навсегда (сейчас такой уверенности уже нет), а правая, либеральная, погрузилась в самодовольное переживание своего триумфа. Иллюзия «конца истории» стала быстро развеиваться, а вместо торжества либеральных ценностей повсюду торжествовала лишь одна составляющая западного образа жизни — модель потребления. Реакция была неизбежной — и из-за сопутствующего экономическому росту усугубления неравенства, и из-за нехватки «идеального», нематериального компонента социально-политической жизни. На фоне кризиса идеологий началось возвращение религий. И если сектантство, атаковавшее молодые общества в 1990-е, было досадным эпизодом, то традиционные религии всерьез претендуют в XXI веке на то, чтобы стать реальным политическим фактором во многих странах самого разного уровня развития.
Момент истины
О вторжении религии в политику активно заговорили в связи с феноменом «политического ислама», самым ярким проявлением которого стали теракты 11 сентября 2001 года. Точнее, таковыми их сочли на Западе, хотя исламские богословы и умеренные политики мусульманских стран решительно отмежевывались от экстремизма, утверждая, что «Аль-Каида» и иже с ней не имеют никакого отношения к магистральному направлению развития уммы. События последнего десятилетия отчасти подтвердили это, но одновременно и продемонстрировали, что в процессе рождения новой политики отделить мейнстрим от маргиналий просто невозможно.
Подлинный политический подъем в государствах Арабского Востока вспыхнул без участия исламистов — революционные потрясения в Тунисе, Египте, Ливии, Йемене захватили их врасплох, так же, как когда-то февральская революция стала сюрпризом для большевиков. Но так же, как и большевики в России, исламские силы быстро сориентировались и оказались бенефициарами перемен. Теперь им предстоит самое главное — доказать, что чистота помыслов и пафос истинной веры, благодаря которым исламисты всегда обеспечивали себе моральное преимущество над правящими автократами, сочетаются со способностью эффективно управлять и гарантировать рост.
Индикатором будет служить Египет — там «Братья-мусульмане» демократическим путем, без внешнего вмешательства пришли к власти, и на их успех или провал будут ориентироваться в других странах. Тем более что Каир всегда служил законодателем политических мод на Ближнем Востоке. Административный провал исламистов у власти приведет к тому, что маргинальные и экстремистские проявления вновь выйдут на первый план, поскольку при невозможности созидания ставку придется делать на разрушение и догматизм.
Турция вроде бы демонстрирует пример удачного сочетания политики, основанной на религиозных постулатах, и успешного современного управления. Правда, там эксперимент не очень чистый — мягкая исламизация последовала за долгим периодом сугубо светского правления военных, когда были заложены прочные основы, так что скоро станет понятно, придает ли Партия справедливости и развития новый импульс прогрессу.
Вопрос о том, превратятся ли исламские партии в мусульманских странах в восточный аналог христианских демократов в Европе, открывает широкий простор для рассуждений — прежде всего касательно того, насколько разные религии способны адаптировать свои догматы к каждодневным запросам обществ. Отметим и другое — политическое пробуждение ислама заставляет прочие религии, прежде всего христианство, искать ответ на новую ситуацию, и реакция весьма разноречивая, иногда парадоксальная — вплоть до глубокого размежевания внутри традиционно христианских обществ.
Как в XIX веке?
После 11 сентября в США и Европе на официальном уровне постоянно говорилось о недопустимости перевода конфликта в религиозную плоскость — виноват не ислам, виноваты преступники. Однако подсознание спрятать не получалось — высказывание Джорджа Буша о «крестовом походе против терроризма» стало для исламистов подарком, неопровержимым аргументом в пользу неизменной экспансионистской сущности Запада. Но реальный раскол прошел не там, где его предвидели Сэмуэль Хантингтон и его поклонники.
В 2006 году, когда в разгар «карикатурного скандала» по всему исламскому миру атаковали датские посольства и жгли флаги, два датских епископа напомнили о том, что на них, вообще-то, крест, христианский символ. Так что сжигание — это такое же святотатство, как и высмеивание Пророка. Однако это высказывание не привлекло внимания, поскольку основная аргументация лежала совсем в другой плоскости — в западном либеральном обществе нельзя ограничивать свободу самовыражения. И государство не имеет права в это вмешиваться, даже если кому-то не нравятся такие проявления свободы.