Эксперт № 01-02 (2014)

Впрочем, существует еще и внутренняя жизнь группы, у которой свои правила и законы существования и развития. В основе этой жизни, по мнению Коллинза, лежат интерактивные ритуалы, энтузиазм и эмоциональная энергия. Формы интерактивных ритуалов — это обычно набор стереотипных действий, жестов и даже одеяний, который позволяет участникам этих ритуалов ощущать себя членами группы, имеющими взаимные моральные обязательства. Как пишет Коллинз, «для интеллектуалов общество, значимое для них более всего, дающее им творческую энергию, являющееся источником и ареной развертывания их идей, — это их собственная интеллектуальная сеть».

Но книга Коллинза интересна нам не только как исторический труд, а как инструмент анализа реформы российской науки как интеллектуальной сети: заинтересованный читатель поймет, что закономерности, выведенные Коллинзом, действуют на полях не только философии, но и других наук, тем более что философия в значительной мере лежит у истоков всех современных наук.

Реформа РАН: разрушение сети

Если обратиться к привычным нам нормам российской научной жизни, то такие группы — это в первую очередь так называемые научные школы, а ритуалы — разного рода устойчивые семинары, конференции, защиты и прочее.

В советских естественных науках такую роль играли научные школы, сложившиеся вокруг крупных ученых. Особенно известными стали школы в физике — это школы Ландау, Иоффе, Капицы, а в математике — Лузина, Колмогорова, Гельфанда, Шафаревича, Понтрягина. Такие школы можно назвать в любой науке. И именно академические институты и Академия наук в целом играли роль площадки, на которой функционировали эти школы и совершались те самые интерактивные ритуалы, о которых говорит Коллинз. А также возникали интеллектуальные сети, которые являются важнейшей формой трансляции полученных интеллектуальных результатов. «Для интеллектуалов общество, значимое для них более всего, дающее им творческую энергию, являющееся источником и ареной развертывания их идей, — это их собственная интеллектуальная сеть», — утверждает Коллинз.

Если перефразировать Коллинза, то система Академии наук стала и до сих пор во многом остается той организационной основой, которая предоставляет интеллектуальным сетям возможность существовать. Такая организационная основа может возникнуть только в результате многолетней традиции, формирующей отношение к той или иной площадке как к «явлению природы» и «мистической» основе ритуала и этоса, независимо от того, о чем идет речь, — о масонской ложе или о научном семинаре. Конечно, в каждой стране подобного рода организационная основа может быть разной. В одной это Кембридж с Оксфордом, в другой — Стэнфорд с Массачусетсом, а в третьей — Академия наук.

Причем в нашем случае не столь важно, что многие из ученых находились внутри АН, будучи неудовлетворенными организацией работ, начальством, а в советские времена еще и господствующей идеологией, которой в той или иной форме приходилось присягать либо, по крайней мере, с ней считаться, потому что и это порождало внутреннее напряжение и соответствующую интеллектуальную реакцию, которой мы обязаны многими достижениями советской науки. Важнейшая проблема современной российской науки в том, что эта площадка была во многом разрушена, а вместе с ней разрушены многие школы, ритуалы и сети. А нынешняя реформа это разрушение может завершить. Но Академия наук служила и служит не только организационной основой интеллектуальных сетей, но и аккумулятором научных кадров, которых в России всегда было немного. В силу массовой эмиграции научных кадров (некоторые вообще уходили из науки, другие уезжали за границу) разреженность коммуникативной среды резко возросла. Конечно, возникли совершенно новые связи, стал доступнее весь мир, но вопрос в том, будет российская интеллектуальная сеть только бахромой всемирной интеллектуальной сети или же ее органической частью. Разрушение уже ставшей естественной, как бы природной академической площадки разрушает и привычные интерактивные ритуалы, а моральный урон, нанесенный академическому сообществу, подрывает его научный энтузиазм и источники эмоциональной энергии.

Коллинз Рэндалл. Социология философий. Глобальная теория интеллектуального изменения. — Новосибирск: Сибирский хронограф, 2002. — 1280 с.

Окрик Другого

Анашвили Валерий, главный редактор журнала «Логос»

Попробуйте воспринимать капитализм, как он есть

Жижек Славой. Щекотливый субъект: отсутствующий центр политической онтологии.

Славой Жижек, словенский философ, которого — в силу его невероятной межконтинентальной подвижности, с непрерывными университетскими курсами и публичными лекциями, — сегодня лучше определять как «философа планеты Земля». На данный момент Жижек автор 38 книг, хотя не исключено, что, пока этот номер «Эксперта» был в типографии, он выпустил еще парочку новых.