Эксперт № 13 (2014)

Вокруг идеологии

/section

Одно популярное пособие по сионизму из библиотеки «Алия» следующим образом описывало рождение Государства Израиль 14 мая 1948 г. В прокуренной комнате сидели руководители партии и правительства (отцы-основатели тож) во главе с Бен-Гурионом, напряженно слушая радио, ведшее трансляцию из-за океана, где шло голосование в ООН о судьбе Государства Израиль. Каждый голос за создание еврейского государства отцы-основатели отмечали стопкой крепкого алкоголя.

Поскольку в ООН уже тогда было несколько десятков стран-членов, такая могучая алкоголеспособность могла показаться лживой выдумкой сионистской пропаганды. Но при очень сильном душевном напряжении алкоголь не берет человека, а этот случай как раз из тех, когда стресс был запредельным. С одной стороны, обретение своей государственности после без малого девятнадцати веков безгосударственного существования хоть кого взволнует. Особенно если учесть еврейские судьбы предшествующего десятилетия. С другой стороны, арабские соседи только ждали повода и создание еврейского государства было для них более чем достаточным. Уже на следующий день, 15 мая, началась война, ни для кого не бывшая неожиданностью.

figure class="banner-right"

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

При всей разнице между трепетом иудейских забот 1948 г. и трепетом забот таврических 2014 г. было бы неудивительно (и даже вполне соответствовало бы русским национальным обычаям), если бы и в Севастополе, и в Кремле ход плебисцита 16 марта переживался и фиксировался подобным же образом. Сочетание невероятной победы с последующим немедленным изгойством примерно такое же.

Но как это ни странно звучит, в борьбе, развернувшейся сразу же после 14 мая, евреи обладали важным преимуществом: они не питали никаких иллюзий касательно арабских кузенов. Не считали их ни благими созданиями, ни страшными великанами неодолимой мощи, но только и всего лишь противниками. А противника не выбирают и не мифологизируют — какой есть, такой уж есть, и надо его одолеть. Средства же к тому известны, и всегда одни и те же: мужество, стойкость, изобретательность, самоотверженность. Ничего нового. Объективно их положение было крайне тяжелым, почти безнадежным, но хоронить они себя не спешили, а главное — арабское миросозерцание ни в какой степени не было определяющим. Хорошо ли, плохо ли, но они думали своей головой, ни в каком смысле не предполагая, что еврей — это такой недопросвещенный араб, не в полной степени воспринявший высшие арабские ценности.

С русскими, растоптавшими ордынский ярлык, торжественно об этом возвестившими, а потому назначенными к примерному наказанию за такую неслыханную дерзость, все обстоит несколько иначе. До человеконенавистнической идеологии сионизма нам еще далеко.

Хотя и высшее начальство, и рядовые граждане беспрецедентно резко проехались и проезжаются по адресу «национал-предателей», разумея под ними представителей прогрессивной общественности, наиболее ярко и выпукло очертивших свою позицию: «Так нас (вар.: их) пьяненьких! Так нас (вар.: их) гаденьких! Придут вожди Запада и настанет конец Кащееву царству!» — столь четкая демаркация граждан, открыто желающих приехать на царство в чужеземных фургонах (наиболее яркий пример — докладающий герру коменданту о недоразоблаченных жидах и комиссарах А. А. Навальный), скорее полезна и во всяком случае не особо вредна. Люди, expressis verbis призывающие на помощь иностранные державы, имеют перспективы лишь в оккупационной администрации (а ведь надо сперва еще оккупировать). Если есть желание политически самоубиться — вольному воля.

Более значимо и серьезно другое противопоставление. Чтобы трепетать перед санкциями, не обязательно считать российскую власть врагом рода человеческого. Вопрос о ее природе вообще можно вынести за скобки, ибо проблема в том, как относиться не к своей, а к чужой власти. Кроме вышеописанного отношения к США «Ты есть мессия, сын Бога живого» возможны и более приземленные варианты. С одной стороны, санкции могут вызвать понятный трепет трусоватого Вани: «Горе! малый я не сильный; // Съест упырь меня совсем, // Если сам земли могильной // Я с молитвою не съем». Человек скептический и вместе с тем мужественный может быть другого мнения о природе красногубого вурдалака и степени угрозности его санкций: «Что же? вместо вурдалака // (Вы представьте Вани злость!) // В темноте пред ним собака // На могиле гложет кость». Притом что иная собачка может так спустить штаны, что мало не покажется, все же очевидно различие между заложным покойником, от которого нет спасения, и ничуть не мистическим кабыздохом.