Эксперт № 07 (2013)

— Это общая тенденция усиления контроля. Единственное, что наше государство умеет, — контролировать. Говорят же, что у нас страна победившего Паркинсона. Система контроля начинает работать сама на себя. Сейчас учителя смеются, что школа превратилась в место, где дети мешают учителям работать с документами для вышестоящих инстанций. Опекуны и приемные родители, если получают пособие, должны отчитываться о своих расходах. Не просто чеками, а чеками из супермаркетов, где написано название товара. И на полном серьезе сидят люди с карандашом и чеки, за месяц собранные, строчка за строчкой проверяют: не попались ли там где-нибудь сигареты или пиво? В этом нет никакой необходимости, и это создает трудности множеству людей. На Украине действует опосредованный контроль. Сотрудники опеки видят ребенка раз в полгода. В школу он ходит, в детский сад ходит, и если бы голодал или ходил в обносках, это было бы заметно. И этого достаточно.

—Украинаболеепродвинута,чеммы,всемейномустройстве?

— Украина на порядок более продвинута, и это произошло после 2004 года. С тех пор они вполовину уменьшили число детей-сирот в детских учреждениях. У них есть регионы, где ни одного ребенка младше восьми лет нет в детских домах. Не считая каких-то очень тяжелых инвалидов.

Главное, что это не просто количественные результаты, это качественные результаты. У них есть службы, у них подготовленные специалисты по работе с семьями. Их тоже не хватает. Я туда езжу, провожу какие-то занятия. Понятно, текучка там, зарплаты небольшие, но специалисты есть. Есть базовый профессиональный слой, который может укорениться и стать почвой для будущего роста.

—ЕстьведьивРоссиирегионы,гдеудаетсясравнительномногодетейустраиватьвсемьи?

— Все держится на человеческом факторе. Где-то губернатор или кто-то из чиновников высшего эшелона обратил внимание на проблему — и там есть результаты. В любом регионе начинаешь копать, и ты приходишь к конкретному человеку, на котором это держится. Даже на низовом уровне так может быть. На уровне конкретной опеки. Вот в Московской области, например, есть примеры, когда рядом два района, а разница с семейным устройством больше, чем в двух соседних европейских странах. Потому что в одной опеке одни люди работают, а в другой — другие. Потому что одни костьми ложатся, чтобы ни один ребенок не ушел в систему, а другим все равно. Угадайте, кто из них на лучшем счету у начальства, а кто из них через три года выгорит и просто уйдет.

—НескольколетназадвРоссиишлиспорыопатронатномвоспитании —когдадетейиздетскихдомовпередаютвсемьи,этисемьиполучаютпрофессиональнуюподдержкуотсотрудниковдетскогодомаисамистановятся,еслиможнотаксказать,профессиональнымивоспитателями.Витогепатронатбылсведеннанет.Каквыоцениваетеэтотопыт?

— К проблеме передачи детей в семьи можно подходить с двух сторон — со стороны семьи и со стороны ребенка. Были организации, клиентами которых были семьи, и они помогали семьям найти ребенка, пройти органы опеки, собрать бумаги. Изначально это как агентство по усыновлению. Отсюда и неприятие патроната. Они видят систему детских домов исключительно как враждебную, из которой нужно ребенка вырвать. А я и мои коллеги исходили из того, чтобы найти семью для ребенка. Когда ты находишься в учреждении, которое устраивает детей в семьи, как, например, 19-й детский дом, в котором я работала (на базе 19-го детского дома в Москве был создан ведущий в стране центр патронатного воспитания. — « Эксперт» ), это по-другому: ты видишь детей. И ты ищешь, кому бы их можно было устроить. И для тебя эти люди не клиенты, для тебя клиент — ребенок. А эти люди для тебя партнеры, которых ты вовлекаешь.

Патронат — это профессиональная замещающая семейная забота. Ключевое слово — профессиональная. Это для людей работа, это реализация — их этому учат, там есть система профессионального роста. Там есть система поддержки от выгорания. Нынешняя форма возмездной опеки не предполагает профессиональной составляющей и сопровождения со стороны педагогов, психологов.

—Чтоможносделатьунасвстранедляпередачисиротвсемьи?