Единственным фильтром, способным отличать высокое качество от низкого, оказались «толстые» литературные журналы. Однако на новую культурную ситуацию мощность этих фильтров была явно не рассчитана. В 2004 году главный редактор «Знамени» Сергей Чупринин выпустил нашумевшую статью, в которой насчитал четырнадцать тысяч пишущих и издающих свои стихи в России — и при этом абсолютный минимум читателей. Чупринин назвал эту ситуацию национальной трагедией. Оценка эта, конечно, спорна — ведь, например, испанцы не считают трагедией тот факт, что в каждом доме висит гитара. Да и задаться вопросом о том, что же там пишут эти, судя по всему, не читающие стихов люди, тоже нелишне. В целом же, демократическая революция в русской поэзии создала идеальную конкурентную среду для произрастания чего-то стоящего в поэзии — идеальную, если, конечно, не находиться в ней.
Действительно, ситуация имеет серьезные негативные стороны. Главная — в том, что даже читателю, искушенному в нынешней культурной ситуации, сориентироваться трудно: десятки, сотни имен, почти полное отсутствие критики и рыночных механизмов в этой сфере, каналов, позволяющих общаться представителям разных поколений, — все это лишает ориентиров. Человек, имеющий легкий интерес, просто не знает, с чего начать, если же он начал — то не знает, в каком контексте оценивать прочитанное, как опознавать современную поэзию. Даже когда ему нравится, он не уверен в этом, он может доверять своему мнению, а с авторитетными мнениями в этой сфере в целом беда. Для пишущего эта ситуация оборачивается прежде всего потерей читателя, маргинализацией, неуверенностью даже не столько в своих собственных способностях, сколько в перспективах такого языка, как поэзия. Сегодня как никогда каждый пишущий отстаивает не столько свое право писать, сколько право поэзии на существование в качестве одного из необходимых культурных языков.
Миром правят идеи, и еще десять лет назад состояние культурной мысли оставляло открытыми все ключевые вопросы о будущем поэзии. Поскольку все пути в ней были маргинальными — магистральных не существовало. Поэзия развивалась в основном экстенсивно, ударяясь то в эксперимент, то в документ, и тоталитаризму этой горизонтальной логики противостояли только одиночки, хранители высоких традиций, монахи от поэзии. Но магистральный путь, кажется, все-таки формируется. Для нового поколения поэтов, которые еще только входят в текущий литературный процесс, существует круг неоспоримых ценностей в сфере поэзии. Это большое завоевание. На этом фундаменте, видимо, и предстоит построить новую классику постсоветского периода. На этом пути совершается и преодоление важного порока советской поэзии — она предпочитала питаться от жизненных реалий, не обращая внимания на культурные традиции. Обретение традиции — главный сюжет постсоветского периода развития русской поэзии. Впрочем, попробуем обозначить ключевые действующие силы современной поэзии.
Главные герои — семидесятники
Если попытаться одним словом описать верхушку сегодняшнего поэтического пантеона в России, то невозможно будет обойти слово «семидесятники». И не столько в значении возраста авторов, сколько как типологическое определение мировоззрения, характерного для поколения.
Главное, что нужно сказать о семидесятниках, — они резко отличаются от шестидесятников. Когда Иосиф Бродский говорил о Евгении Евтушенко «если он против колхозов, то я — за», то он, как семидесятник, реагировал на типичного представителя предыдущего поколения. Шестидесятничество светилось энтузиазмом охваченной большими стройками страны, жаждой искренности и отзывчивости в литературе, причем одинаковой отзывчивости как на движения души, так и на строительство Братской ГЭС. Шестидесятники были коллективной силой, оказавшейся в какой-то момент в авангарде всего советского общества. А семидесятники уже не принимали никаких коллективных ценностей. Они оказались очень чутки к идеологической манипуляции, у них, как правило, не было общих интересов с государством. Это были люди, сбежавшие в культуру, индивидуалисты-самоеды. Их повышенная рефлексивность связана с невысоким, в общем-то, представлением о том, на что по своей природе способен человек. Их поэзия — голоса частных людей, их монологи произносятся не с площади, их поэзия не должна собирать стадионы.
Евгений Рейн...