Эксперимент. Самые жестокие исследования в психологии

Тем не менее, несмотря на наличие внутренних норм (стандартов), которые должны удерживать нас от насилия или нанесения вреда окружающим, все мы можем иногда причинять кому-либо вред или даже совершать насильственные действия. Когда это происходит, мы используем целый ряд способов, чтобы убедить себя в «правильности» нашего поведения. Мы можем, например, успокаивать себя, рассуждая, что при известных обстоятельствах некоторым людям необходимо преподать урок. Можно нашлепать провинившегося ребенка, можно наказать испытуемого в эксперименте электрическим током, убийца может быть наказан органами правосудия. Проблематичная логика этих рассуждений становится очевидной, если на них посмотреть с другой стороны. С точки зрения политического террориста, насильственные действия оправданны, если они совершаются во имя чего-то более важного, например освобождения общества от тирана. Поэтому в идеале следовало бы очень конкретно определять условия, при которых физическую агрессию и насилие можно оправдать (например, во имя сохранения жизни другого человека).

Частично мы можем также нейтрализовать свои внутренние стандарты рассуждениями наподобие «все так делают, многие даже хуже, чем я» или «большинство людей скрывают свои доходы, чтобы не платить подоходный налог; это часть игры». Конечно, такая точка зрения уместна для соучастников корпоративного или должностного преступления. Кроме того, как было показано в главе, посвященной преступности несовершеннолетних, некоторые группы нейтрализуют свое преступное поведение (придают ему ореол романтизма), удаляя из него атрибут «вредности». «Плохое» поведение может и в самом деле поднять авторитет человека в группе.

Другой способ, которым мы можем нейтрализовать наши внутренние стандарты, особенно те, которые направлены против насилия, это убеждение в том, что некоторые лица не заслуживают звания людей, они больше похожи на животных. Этот подход прекрасно работает, если мы допускаем разделение людей на высших и низших по природе. Другими словами, мы можем дегуманизировать (лишить права называться людьми) тех, кто совершает жестокие и отвратительные убийства, в действительности видя в них скорее животных, чем людей. Многие оправдывают высшую меру наказания на том основании, что некоторые преступники не люди. Дегуманизация помогает объяснить многочисленные случаи линчевания афроамериканцев в американской истории и отношение к евреям в нацистской Германии. Во время войны мы дегуманизируем врага, используя уничижительные эпитеты. Однако дегуманизация, как и оправдание «правоты» насилия, также имеет обратную сторону. Так, массовый или серийный убийца или человек, который постоянно ведет себя агрессивно, как мы видели, относится к своим жертвам как к объектам, лишенным человеческих качеств. Преступник не чувствует большого раскаяния за любое причиненное страдание и не озабочен упреждающим самонаказанием. Однако исследования показали, что по мере того как жертвы приобретают в глазах преступника индивидуальность и человеческий облик, вести себя безжалостно по отношению к ним становится все труднее (Bandura, Underwood and Fromson, 1975). Другими словами, если противник знакомится со своей потенциальной жертвой, то вероятность того, что он будет действовать жестоко, существенно снижается. Эго представляется особенно справедливым для преступлений, в которых убийство жертвы не является главной целью.

Наконец, мы также можем выключить наши внутренние стандарты из системы контроля над поведением, когда нам велят делать что-либо предосудительное именем законной власти. Когда кто-то, обладающий законной властью, приказывает нам что-либо делать, мы в некотором смысле освобождены от персональной ответственности за свои поступки, даже если они противоречат нашим личным стандартам. Исследование повиновения Милгрэма — прекрасный тому пример.

В целом формирующаяся у нас система саморегулирования не остается инвариантной и не действует автоматически; она динамична и способна воспринимать опыт и приспосабливаться к обстоятельствам. Кроме того, многие события оцениваются неоднозначно и плохо подходят под наши уже готовые когнитивные шаблоны. В этих условиях мы скорее будем искать подсказку извне. Однако значение системы саморегулирования заключается в ее тенденции вести наше поведение в том направлении, которое мы считаем правильным в конкретных условиях. Чем больше мы доверяем нашим внутренним стандартам, тем менее склонны будем полагаться на внешние источники даже в состоянии стресса или в трудной ситуации. Это означает, что лучшие внутренние стандарты те, которые мы разработали сами, а не те, которые учреждены или отстаиваются внешней группой, поскольку мы входим в нее только ради удобства или приличия.