Эксперимент RK800 (СИ)

Сама того не подозревая, я учила его правильным движениям: покусывала нижнюю губу, изучала собственными губами мужественную шею, ворошила пальцами темные волосы. Изредка натыкалась на дурацкие кабели, но вскоре приноровилась рефлекторно обходить их стороной. Они не смущали меня, меня вообще ничего не смущало: ни отсутствующие у машины руки и ноги, ни подключенные к затылку шнуры диагностики, ни красный, едва не искрящийся диод. Я слышала его хриплое, рваное дыхание, что система адаптации выбрала, как наиболее оптимальный вариант в данной ситуации, все больше жалась к нему, отмечая карие закатывающиеся глаза, неразличимые мужские стоны. Я ведь сама захлебывалась в пропитывающих тело чувствах. Двигающиеся вверх-вниз женские бедра покрывались мурашками на каждое скольжение, некогда холодный и тихий подвал стал жарким и тесным. Мир вокруг нас словно сужался, не было ничего, кроме двоих на холодном хирургическом столе, что слегка поскрипывает от шелеста кабелей по металлической поверхности. Майлз, ФБР, ультиматумы – все осталось наверху, за закрытой в подвал дверью, и я благодарила за это вселенную, все быстрее и быстрее двигаясь на прижимающимся ко мне Конноре. Не прошло и пяти минут, как андроид уже выработал свои собственные привычки, нетерпеливо, но все еще неумело исследуя языком впадины у выступающих ключицах. Он изредка утыкался носом в женскую шею, его хриплые стоны смешивались с моими беспомощными всхлипами. Пусть девиант, отдавший последние полтора года жизни общему делу, умел гораздо больше благодаря опыту и установкам. С Коннором все равно было лучше. С Коннором было великолепно до щебечущих в груди тропических птичек, подгоняющих скорый финал в человеческом организме, что уже на протяжении нескольких дней мечтает только об одном – прикоснуться, стать ближе, согреть своим теплом.

Мне хотелось говорить ему о том, как сильно он мне нужен. Как сильно я нуждаюсь в том, чтобы чувствовать его вот так близко каждый день, но я молчала, ощущая, как вместе с нарастающим в теле наслаждением по сосудам бежит отчаяние от скорого прощания. Не время портить столь изумительный момент… не время заставлять RK800, что в первый и в последний раз чувствует себя по-настоящему нужным, ввергаться в боль от ощущения своей ненужности. Коннор рефлекторно пытался прижиматься ко мне сильнее, его система напрочь забыла о недостающих конечностях, и все его неловкие движения плечами говорили о потребности охотника согреться человеческим теплом. Я прижимала его к себе за спину, старалась двигаться быстрее в сладком предчувствии дурманящих мозг вспышек внизу живота. Это было так странно… любить друг друга посреди подвала, под светом ярких ламп, на ледяном столе. И еще страннее было видеть красный броский цвет на вике «стабильной» машины, получая от его вида самое настоящее удовольствие.

Искусственное тепло Коннора было похлеще, чем самый забористый алкоголь. Я пьянела на глазах, двигаясь все быстрее и порывистей, зарываясь пальцами в его волосы, покрывая поцелуями его лицо. Уже летала где-то в облаках, покрываясь волнами бесстыдных мурашек, и ни разу не жалела об этом недолгом времени раскрепощения своей души. Рассказы об аварии, о заключении в тюрьме, в нарушенном правиле не лезть в чужую память – все это был своеобразный путь к возможности познать RK800 не со стороны систем и программ, но со стороны его истинности. И пусть он убежден в своей «правильности». Наплевать. Я слышу срывающиеся с его губ мужские стоны, вижу, как вздрагивают черные ресницы покрытых дымом карих глаз, как сильно он старается прижаться к моей груди в поисках упоительного тепла женского тела. Я знаю, кто он такой. Но теперь не знаю, кто я сама.

Недавние тихие всхлипывания превратились в откровенные вскрики, когда наслаждение начало накатывать водопадом. Спина выгибалась в инстинктивной попытке вобрать в себя как можно больше удовольствия, и это позволяло машине полноценно покрывать меня нетерпеливыми поцелуями. Сознание постепенно приходило в себя, вдоволь налетавшись среди звезд. Оно вернулось в потряхивающее от пережитого тело, при этом стараясь еще немного побыть там, в тумане наслаждения. Ведь стоит тому развеяться, и многоточие в конце истории превратится в уверенную точку. Этого мне хотелось сейчас меньше всего.

Испарина покрывала мою кожу, меня и впрямь трясло так, словно это были не двадцать минут секса, а пятичасовой марафон по серпантину. Коннор прижимался к моей груди, все еще прерывисто дыша и вслушиваясь в учащенное биение взбешенного сердца. И вроде бы так хорошо, вроде бы по сосудам до сих пор бежит горячая кровь, но… стоит мне кинуть блеклый взгляд в сторону компьютера, и подвал вдруг становится холодным, а вселенная – жестокой. Осознание скорых действий вернуло пустоту в груди. На глаза начали наворачиваться слезы.