Эксперимент «Идеальный человек». Повести

- Вот видите, дорогой товарищ, - ехидно говорил Сергей Сергеевич Каталог, - к чему приводят закрытые глаза на уроках математики. Ставлю вам «кол». Впрочем, если у вас есть какие-либо возражения, я согласен и на «два».

Так как возражений у меня не было, учитель математики торжественно выводил мне единицу в журнале.

Вскоре я стал считаться самым тупым учеником в школе. Графа в журнале против моей фамилии изобиловала двойками и «колами». Желая уязвить кого-нибудь, учителя говорили: «Ленив, как Рыков». Даже отпетый двоечник шофер Сенькин стал относиться ко мне с пренебрежением. Меня нарисовали в стенной газете очень похоже: распятым на двух колах, в коленопреклоненном окружении двоечников.

И никто даже не подозревал, что я знал дифференциальное исчисление.

В начале марта в город пришел с полей туман. Он клубился по улицам, лип к витринам и фонарям, покрывал мелкими холодными каплями голые деревья. Стало тепло и сыро. В скверах сквозь уплотнившийся, набрякший, как вымя стельной коровы, снег пробивалась зеленая трава.

Однажды, выйдя из «Фотографии», я подставил лицо южному ветру и почувствовал запах тюльпанов. Где-то далеко-далеко цвели горные вершины. Сам не зная зачем, я поехал в парк, куда приходил осенью. Здесь было голо и пустынно. Я опустился на скамейку возле заколоченного буфета. Быстро темнело. На соседнем дереве стая крикливых галок устраивала себе ночлег.

И вдруг я отчетливо увидел себя со стороны. Съежившийся, в надвинутой на глаза кепке и потертом пальто человек. Властелин мира. Высший продукт развития материи. Это ради того, чтобы я сейчас сидел на скамейке, природа работала миллионы лет над простым камнем, вдыхая в него жизнь. Я представил себя в виде камня. Лежит на берегу вечного океана, серый, отполированный. Будущий Геннадий Рыков. Будущее человечество. Достаточно какого-нибудь обвала - и не было бы ничего: ни этого парка, ни мерцавших сквозь туман огней города. Полный мрак. Дуновение ветра над мертвой землей.

Но обвала не произошло… И природа еще многие миллионы лет будет работать над Геннадием Рыковым, чтобы создать свой идеал. Наверно, в этом и есть смысл жизни. Насколько далек я от идеала?

- Гражданин!

Я вздрогнул. Возле меня стояла тетя Клава, закутанная в платок, с деревянной лопатой, точь-в-точь снежная баба.

- Чего в сугроб уселся? Дайко-сь я согребу.

- Спасибо, я и так.

- Так и курица не несется, матки-святки, - ворчливо сказала тетя Клава. - Набежит ненароком начальство, шуметь станет: «Зачем у тебя клиенты на снегу сидят?»

- А для чего, теть Клав, курица несется?

- Ясное дело - для яичек.

- А как, по вашему мнению, для чего мы живем?

- И мы не для себя, товарищ хороший, живем, а для деток. Чтобы холоду и голоду им не было. Чтобы не умирали они ненароком…

По щеке тети Клавы поползла большая прозрачная слеза. Уборщица не смахнула ее. Слеза упала в снег.

- Чтобы не умирали, значит, ненароком, - за бормотала тетя Клава, забыв про меня, - детки-то… Конфетки чтобы у них были.

Я встал и пошел по аллее. Потом оглянулся. Тетя Клава стояла неподвижно, опершись на лопату, удивительно похожая на вылепленную из почерневшего мартовского снега снежную бабу.

В парке было сыро, грустно и пустынно. Темной глыбой застыл на белых полях Средне-Русский массив.

На одной из скамеек сидел человек в желтом пальто и шляпе. Я с удивлением узнал Аналапнеха.

Борис Дрыкин вяло пожал мне руку.

- Ты что здесь делаешь? - спросил он.

- Ищу смысл жизни.

- Нашел?

- Да вроде. С помощью тети Клавы.

- В чем же?

Я сел рядом с чемпионом.

- Понимаешь, Боря, миллионы лет назад лежал на берегу моря камень… И вот природа решила создать из него свой идеал. Она взялась его обдувать ветром, палить солнцем, мыть дождями, и в результате появился ты. Сложный, удивительный механизм.

Властелин мира. Звено в цепи, ведущей к идеалу. Понимаешь, мы едим, пьем, любим и не подозреваем, что постоянно, но неизменно совершенствуемся. Каждое поколение - звено цепи, и с каждым разом это звено все лучше и красивее. Понимаешь теперь, Борь, почему мы умираем? Потому что природа не терпит несовершенства. Идеал будет жить вечно. Может быть, опять в виде камня…

- Я паршивое звено, - вздохнул Аналапнех. - Сегодня меня уложили на лопатки.

- Теперь я знаю, зачем сюда ходят люди. Они ходят лечиться.

- Да, скверно на душе. Международная встреча была. Но сам виноват. Не тренировался. Медовый месяц. Вот и домедовился.

- Она красивая?

- Хочешь посмотреть? Я ее никому не показываю пока… Но тебе можно, ты ведь, кажется, влюблен. Влюбленным я доверяю.

- Жена Аналапнеха оказалась так сильно похожа на Лилю, что я в первый момент растерялся. Только у нее был более женственный вид, мягче, плавнее движения. Это была Лиля, но Лиля взрослая, Лиля-женщина.

- Анечка, - сказал чемпион. - Я привел к тебе интересного типа. Он ночью в лесу искал смысл жизни. И утверждает, что нашел. Ну-ка, прощупай его.

Я пожал узкую крепкую ладонь. Глубокие глаза властно, вопросительно уставились на меня.

- Вы, наверно, безжалостны к ищущим смысл? Вас выдают глаза.