— Сегодня вы выступаете. Это твой шанс. Выбирай любую песню, ты помнишь их сотни. Пой ее — ты споешь как никогда раньше не пел. Ты сыграешь, как не играл никогда в жизни. Но не забудь — любая твоя песня может стать новой реальностью. Люди будут жить так, как ты скажешь им. Возможно, поначалу лишь ребята из лагеря, но в случае успеха — все люди нашей необъятной страны, а может, и мира. Помни. Думай. Выбирай.
И пой.
***
Спой, птичка, не стыдись!..
Что за чушь мне рассказал этот стремный Петр Иваныч? Какие еще шансы для всего человечества? Какая музыка-катализатор, что он выдумал? Странный дядька. И Виола, которая меня сопровождает зачем-то, тоже странная.
В который раз уже проходим мимо центральной площади. Бетонный Геннадий, кажется, хочет расплавиться от жары и стечь в подвалы бесформенной липкой массой. Жарко сегодня. Собственно, каждый день жарко. Видимо, кому-то в лагере очень нравится такая именно температура. С холодного севера, по всей вероятности, приехали.
На постаменте памятника сидит давешняя серая кошка с оранжевыми глазами. Умывает свою аккуратную мордочку, и при этом внимательно следит за нами.
— Это кто? — киваю на животину.
— Секретный дата-кот, киборг, сработанный еще в начале девяностых, — равнодушно говорит Виола. — Записывает видеоинформацию на сверхкомпактный носитель, после чего передает в центр. Оказалось дешевле и незаметнее, чем вешать кругом камеры.
Смотрю на нее долгим взглядом, чувствуя, что начинаю по-настоящему сходить с ума.
— Шутка, — поясняет Виола. — И по-моему, смешная, видел бы ты свое лицо. Это Юлька, местный, можно сказать, талисман. Совенка поймать и приручить так и не вышло, так что пришлось обойтись вот этой нахалкой. Успокойся, Ружичка, иногда кошка — это просто кошка.
И уходит, помахивая полами своего халата на легком ветерке. Интересно, у скольких ключей съехала крыша от слишком активного ее рассматривания?
Из аллейки рядом слышно бренчание гитары. А ведь и верно! Со всеми этими заботами намертво забыл про своих девчонок. Зря я так — забывать про девчонок никак нельзя, они не для этого предназначены. Чувствую гордость какую-то за себя и за них. Командующего нет, захворал, понимаете, командующий, а они все тренируются. Питомцы гнезда Ружичкова, лейб-гвардия фактически.
Гвардия замечает меня, музыка прекращается.
— Внезапный Ружичка, — комментирует Алиса. — Явился и не запылился. А мы тебя вчера ждали, репетировали все вместе — неплохо получается, кстати! — а ты взял, да и не пришел. Говорят, тебя раненого в лесу нашли, но врут же наверняка. А ты, небось, просто напился в стельку, да так и уснул в кустах пьяный?
— Ну, практически да, — соглашаюсь я. — Только не в кустах, не напился и не уснул, а так очень близко.
— Юморист, — резюмирует Алиса. — Ну что, сыграешь нам сегодня как Ван Клиберн?
Опять всплывает тема про этот концерт. Тут теперь уже и непонятно — нужен ли он вообще. Петр Иваныч, конечно, кипит и горячится, но по-хорошему если — отсюда надо валить. По возможности, с девушками, потому что они симпатичные, они мои друзья и они очень ценны для руководства. Бежать? А как? Это ж спецобъект, охраняемая территория. Использовать наши теоретические мега-способности? Тренировки нет, не выйдет. Надо тренироваться… надо… а удобнее всего это сделать… мозг, зараза, мозг запинается, думает плохо. Проклятые буржуйские препараты, никакого качества!
Кстати, Ван Клиберн — он же не гитарист вроде бы. Он, по-моему, вообще саксофонист. Или это Клинтон на саксе жарил? Черт, с этой жарой, да с этим напряжением память вообще никакая становится. «Глохнешь тут за работой. Великие вехи забываем».
Алиса смотрела на меня с нарастающим беспокойством.
— Эй, ты же не решил отказаться от всего этого? Мы же играем сегодня? Мы, «Гости из будущего»? Ты, я, Мику и Ульянка — все же в силе? Скажи, что все в силе! — она уже тормошила меня, а я все думал, думал, вспоминая, сопоставляя, понимая…
«Думайте сами, решайте сами — иметь или не иметь».
Я широко улыбнулся.
— Конечно, играем. Конечно, сегодня. Конечно, вместе, — пообещал я. — И это будет лучший концерт в стране, а может, и в мире!
— Уррраааа!!! — закричала Алиса. — Мы сыграем сегодня, сыграем, сыграем! Мы самые лучшие!
Она была, конечно, права. Сегодня мы сыграем как никогда.
***
Оставшийся день превратился в одно смазанное пятно. Мы устроили генеральную репетицию, где меня несколько раз назвали самовлюбленным эгоистом, отругали за нежелание поделиться словами исполняемых песен, выразили сомнения в моей способности исполнить хоть что-нибудь кроме классики типа «Смерть клопам» и «Прощай, пароход», и прочими способами выразили свое одобрение моими талантами как лидера группы.