Эксперимент

Тогда я не читал, – да что там «не читал», даже не знал! – такого философа как Шопенгауэр. Что и говорить, я совсем тогда не любил читать, ведь кто будет предаваться умиротворению в чтиве, когда его тело взывает вырваться затхлой квартирки, да пробежаться по горным лугам. Будучи ещё не начитанным, не зная, что такое категории и каково их предназначение, однако поздний я, наделённый рефлексирующим сознанием смог оправдать мои непонятные на семнадцатилетний возраст поползновения. Я рождал в окружающих смех и это главное, за что стоит ухватиться. Когда школьник становится студентом, изменяется не только его положение в обществе, изменяется и образ его личности. По окончанию школы, в нас мало чего-то от себя, большинство фундамента и всего на нём выстроенного даётся родителями, друзьями и учителями, но тем не менее, даже с участием посторонней помощи, возделывается образ, какая-то фигура, обладающая своими индивидуальными особенностями. Грубо говоря, чем дольше человек получает какой-то опыт, тем больше он предстаёт в виде категории, какого-то сосуда. Единственное отличие сосуда-предмета и сосуда-человека в том, что содержимое первого всегда просто представить; если утрировать, то для определения наполненности вещи нужно всего-то открыть крышку, заглянуть внутрь и готово, всё как на ладони. С человеком такой приём провернуть не получится, ибо мало того, что «крышку» отвинтить не удастся, так ещё и не поймёшь, как правильно смотреть и в этом последнем кроется главная проблема межличностного общения: прежде чем понять другого, сперва стоит понять самого себя. Многие так и хотят достучаться до окружающих, но не могут этого сделать как раз по причине незнания самих себя. И меня постиг этот рок, ведь именно это я и вершил своим ребяческим подходом к миру. От Шопенгауэра я узнал одну интересную идею о категориях. Если человека представить как формирующуюся личность и общность, включающую в себя невесть какое содержимое, то это ничем не отличимо от той же категории, которую пока ещё слабо изучили. Нам могут быть отлично известны такие понятия как вселенная, добродетель, субстанция, их описывает не одна книга, поэтому стоит взять томик «Этики» Спинозы или «Метафизику» Аристотеля, как тут же станешь всеведущим. Но столетие за столетием, стоило прогрессу продвинуться немного вперёд, среди старых заключений учёные тут же находили чёрные пятна, какие-то вещи, которые пока нельзя было описать, но возможно было увидеть. Шопенгауэр высказал такую гипотезу, что, сталкиваясь с чем-то неизвестным, мы стараемся скрыть наше невежество либо смехом, либо страхом. К примеру, выступающий на сцене актёр, одетый в совершенно не подобающий его роли костюм может ввести публику в смехотворное замешательство: «Словно циркач на праздничном балу», могут вопиять зрители, но это если всё обстоит комедийно; другое отношение, хоть и слабо отличное от первого, будет при появлении фигуры, которая среди юмористических персонажей даёт знать о себе, как о каком-то мрачном призраке. Поневоле сложится впечатление, будто в постановку закралось нечто, никак не прописанное в сценарии, но оно всё же здесь, а значит, ошибки быть не может, всё идёт так, как задумывалось и, если у кого-то решит пробежать холодок по спине или кровь начнёт стыть от ужаса, значит и актёру, и постановщику удалось достичь задуманного эффекта. Но что остаётся несчастному зрителю, кроме как не защищаться, пытаясь прикрыть свой страх маской смеха³. Он попытается разбавить своё гнетущее состояние какой-то шуткой или тупым юмором, но от правды всё равно никуда не деться, а воля укрыться за личиной шутника будет лишь отсрочкой уже начавшего созревать в нём чего-то нового.