– Боже ты мой! Милая моя старушка, я совсем про тебя забыла…как я могла? – слезы брызнули из глаз.
Лилит схватилась за голову и уткнулась в колени. Её рыдания разорвали бы душу любому, кто её услышал. И Левиафан её слышал, и боролся с собой, чтобы не побежать к ней…
– Как же я ненавижу себя! Бабушка, милая моя, любимая бабушка! Я даже не позвонила тебе ни разу за последние два месяца, потому что была слишком занята Левиафаном. Мне нет прощения! Он прав, я настолько бессердечная, что ни разу не позвонила старому человеку, единственному родному и близкому мне, не спросила как её здоровье. Старенькая бабушка, она была совсем одна…что б я сама отправилась к ней за такое отношение! Я потеряла единственную опору! Я так виновата перед тобою, бабушка! Что мне делать теперь, как мне жить дальше? Вы покинули меня, все вы, мама, папа, ты, Жаклин и Левиафан. Вы все мертвы! А я вас так сильно любила! И это так больно, это просто так не пройдет и не забудется, эту боль нельзя перешагнуть или перепрыгнуть и пойти дальше со спокойной душой. Мне придется прочувствовать всё, чтобы появились шансы жить дальше. Бабушка, милая моя, но я не хочу жить дальше, понимая, что тебя больше нет. Это так тяжело даже звучит – жить дальше. Где мне найти эти силы, чтобы существовать, чтобы ты меня простила? Как, как пережить, то, что я так поздно узнала? Меня уже жрет чувство вины, оно просто отрывает от меня части, закидывает в рот и жуёт, так противно и надменно. А я чувствую эти оторванные части, как острые зубы вины режут их и перемалывают, тщательно пережевывая. Это моя вина, моя! Если бы я позвонила, если бы я не забыла о тебе, я успела бы быть рядом с тобой в столь трудный час! То, что я сейчас испытываю, бабушка, это не стыд, это намного хуже, я даже не знаю как это назвать. Бесчестье, позор, срам и безнравственность – всё в одном флаконе и всё это внутри меня. А ведь ты не это пыталась вырастить во мне… я твой позор. Как же мне совестно за то, что я ничего не сделала, только развлекалась. И прощения не могу вымолить, потому что тебя больше нет, разве что у твоей души, но простит ли она меня? Господи, месяц назад…целых тридцать дней я жила и ни о чем не заботилась, а должна была кое о ком позаботиться! «Некому даже стакан воды подать» – прости меня бабушка, что эта поговорка оказалась про тебя, я никогда не думала, что так произойдет…Меня все оставили…я заслужила это! Но бабушка, она точно не заслуживала остаться одной в такой момент. Я виновата в этом! – Лилит рыдала, она захлебывалась слезами.
В тот момент ей так не хватало Левиафана или Жаклин. Но их не было рядом. И она не могла им позвонить. Лилит была уверена, что бывшая подруга просто отвернется от неё, ещё и скажет мало тебе. Левиафан… а что Левиафан? Пока она не извинится, он будет её игнорировать, и Лилит с ужасом понимала это.
Она залезла в ванную и закрылась шторкой. Струйки горячей воды были направлены на лицо. Ей хотелось утопиться. Но спасательный вопрос «а что это изменит?» был припасен в подсознание на такие вот случаи.
Лилит продолжала плакать. В её голове постоянно кружились просьбы к Левиафану, чтобы он пришёл. Пусть он ничего не стал бы ей говорить, пусть бы не дотрагивался до неё и не стал бы смотреть в её сторону, но чтобы он хотя бы посидел рядом. Лилит была даже согласна не видеть его, лишь бы только чувствовать, что она не одна. Но произносить эти мысли вслух девушка так и не решалась. Она ударила кулаком по стенке, уткнулась в колени и снова зарыдала.
Левиафан не сумел пока натренировать свою бессердечность и ему тоже было плохо. Он слушал всё это, он чувствовал и понимал, какого ей сейчас. Его сердце сжималось от тоски, а эго кричало: «Нет, нет! Не поступай со мной так! Как ты можешь переступить через меня? Я – это ты! Ты идешь сам себе по голове!» Но Левиафан наступил огромной ногой на эго, с бессильем в глазах, растоптал его.
– Лилит…– прошептал нежный мужской голос за шторкой.
Она вздрогнула и отдернула препятствие, мешающее увидеть ей того, кого она уже неделю хотела увидеть, услышать и почувствовать. Левиафан сидел на полу, опираясь на стенку, его глаза были полны тоски. У него тоже был траур – он убил свое эго, чтобы прийти к возлюбленной.
– Не может быть… – нижняя губа задрожала, она её закусила, и из глаз снова брызнули слезы, – ты пришёл! Ты здесь! Как же мне тебя не хватало!
Лилит кинулась к нему в объятия, крепко прижимая его к себе. На мгновение ей стало так хорошо. Он вяло приобнял её, потом положил ей руку на щеку и посмотрел в её неживые глаза.