Эксперимент

Знал бы Миша, что Маша не только отстояла свой уход из дома, но и напоследок хорошенько приложила собственного отца, точно бы соизволил прийти в себя. Вот тебе и оранжерейный милый цветочек. Смогла бы я так повести себя со своим родителем? Вряд ли. Сломать ему зуб и разбить губу – это даже для меня перебор.

– Ты не ненавидишь меня? – тихо спрашивает Маша, застилая наволочку. Вид у нее, конечно, ужасный. Худая и бледная как моль. И этот гад еще мне говорил про девять баллов из десяти? Боже, о чем я думаю?

– За то, что придется спать с тобой на одной кровати? – пытаюсь пошутить, но выходит это коряво. – Не айс, конечно, но я потерплю.

– Ну ты же знаешь, что я не об этом.

– Ну вообще, я реально не понимаю, о чем ты.

– За то, что авария с Мишей – папиных рук дело.

– Что за бред? Я о таком не слышала. Его начальник бы рассказал. Да и Слава, думаю, обмолвился бы. Там мудак какой-то пьяный за рулем был. Сын какого-то бизнесмена. Так что не наговаривай. Ложись. Не обижайся, но вид у тебя, Маш, не очень. Прям сильно не очень.

– А в реанимацию точно не пускают? Разве нельзя заплатить?

– Точно. Даже Соболев не смог. Там какая-то шишка с Мишкой лежит в реанимации, я так и не знаю, то ли губернатор какой-то, то ли еще кто. Поэтому фигушки. Не в деньгах дело. Думала, Слава устроит, у него связи ого-го, а он наотрез отказался. Козел. Ладно, все. Давай спать.

Ночь выдалась на редкость отвратной. Стоило только провалиться в сон, как мне приснился ухмыляющийся Архангельский в свадебном костюме, а рядом с ним под руку офигенно красивая Маша. И так трижды. Не желая больше видеть эту картинку, я встаю с утра пораньше и, приняв мощную дозу кофеина, начинаю приводить себя в порядок.

Накормив Машу полноценным калорийным завтраком, было решено ехать к Жене. Правда, выйти из квартиры мы не успеваем. Перед самым выходом, в дверь звонит Архангельский.

– Я тебя сюда не звала, – не мешкая, бросаю я, смотря на то, как он внаглую заходит внутрь, закрывая за собой дверь.

– А я не к тебе пришел. Пойдем, поговорим, – указывает взглядом на Машу. А вот это уже удар ниже пояса. Чтоб у тебя не встал никогда и ни с кем кроме меня! Скотина.

– А вы… что тут делаете? – еле слышно произносит Маша, чем конкретно выводит меня из себя.

– Мы, вроде, на «ты» уже были, – ну как были на «ты», так теперь на «вы». Чувствую себя идиоткой, подсматривающей и подслушивающей за другими в собственной квартире.

– Передумала. И я не хочу с тобой говорить.

– Стой, – грубо произносит Слава, хватая Машу за руку. – Я понимаю, что ты обижена на своего отца и у тебя к нему куча претензий, но он уже давно не мальчик. В отношении тебя он достаточно совершил ошибок, но с твоей стороны перебор обвинять его во всем. Ну помрет он, а тебе потом как с этим жить?

Стоять и дальше делать вид, что я не подслушиваю становится крайне сложно. Дабы отвлечь себя от этого дела, я демонстративно громко снимаю верхнюю одежду, намеренно задевая Архангельского. Вот только он совершенно не обращает на это внимания.

– Вспомни на минуточку, что ты не сука последняя и езжай со мной. Твой отец сейчас в клинике, – тут же доносится до меня голос Славы. Ясно, не зря раздевалась. Сейчас умыкнет с собой не состоявшуюся невестушку.

– В какой клинике?! Что с ним? – нервно произносит Маша, сжимая руку. А я только сейчас понимаю, насколько опух ее палец, которым она явно и ударила отца. Капец.

– В частной. Я не знаю, что с ним. До инфаркта пока не довела. Но близко. Поговоришь нормально. Желательно, не распуская руки. И уйдешь. Никто не будет тебя задерживать и покушаться на твою свободу. Взамен я договорюсь на пять минут посещения в реанимации. Хоть это и бесполезно.

– То есть, когда я просила, ты меня послал, а сейчас уже можешь? – вскрикиваю я, не задумываясь о том, как это выглядит со стороны.

– Недостаточно просила, – до омерзения спокойным голосом произносит Слава. – Только одна из вас двоих может пройти. Десять секунд на размышление кто именно. Я бы посоветовал идти туда тебе, Маша. Выглядишь как кощеиха. От такой все, кто более-менее в сознании, могут от страха обосраться и быстро очухаться.

– Пусть Маша идет, – спокойно произношу я, стараясь не смотреть Архангельскому в глаза.

***

Смотрю на то, как Маша собирает вещи и совершенно не испытываю грусти от того, что скоро останусь одна. Все, о чем я думаю, так это о том, что Слава не организовывал Маше никакой встречи с Мишей. Это была его уловка, чтобы она навестила отца. Хитропрошаренный жук.

А это значит, что он не бортанул меня из вредности. Получается, Слава действительно не мог договориться о пропуске в реанимацию. Кажется, я впервые за последние дни испытываю облегчение.

А потом и вовсе полоса перестает быть такой черной, когда я получаю приглашение на очередной рекламный ролик от той же компании.

Это здорово помогает мне отвлечься. Правда, строго на определенный период. Вечером у меня продолжается ломка, под названием «позвонить и сказать приезжай». Хорошо, когда эту ломку нарушают Машины звонки. Мы говорим о какой-то ерунде, но нам обеим от этого легче.