Они лежали рядышком в темноте на кровати Анни. Комната освещалась лишь светом уличного фонаря. Время от времени к нему добавлялся движущийся косой свет фар проезжавших мимо автомобилей, и Молли удавалось мельком разглядеть лицо Анни, которая лежала на подушке, невозмутимо глядя в потолок. В постели рядом с Анни было тепло. Они сегодня постелили свежее белье, а до этого вместе сидели в прачечной самообслуживания, хихикая и листая старые журналы, пока все стиралось и сушилось. Теперь, когда Молли поворачивалась, она чувствовала запах стирального порошка. И запах Анни.
– Откуда ты знаешь, что будет девочка? – удивилась Молли.
– Ну, врач может сказать наверняка.
– Ты была у врача?
– Я не хотела возвращаться к тому. Мне там не понравилось.
– Так откуда тогда ты знаешь, что это девочка?
Анни снова принялась поглаживать живот.
– Просто знаю. Та медсестра, с которой я познакомилась, сказала: когда у матери такое чувство, по-настоящему сильное, она никогда не ошибается. Значит, это девочка.
– А я ничего про своего не чувствую.
– Может, для твоего еще слишком рано, Молли.
– Я вообще к нему ничего не чувствую. Знаешь, он пока, наверное, не кажется мне человеком. Как будто просто жир выпирает. Разве я не должна чувствовать любовь или что-то в этом духе? Ну то есть разве так не полагается?
Молли повернулась и посмотрела в лицо Анни, чей профиль выделялся на фоне тусклого уличного света.
– Что-то все-таки ты должна к нему чувствовать, – мягко возразила Анни. – Иначе зачем ты его оставила?
– Не знаю.
Молли почувствовала, как под одеялом Анни взяла ее за руку. Они лежали, сплетя пальцы и синхронно дыша.
– Я не знаю, что я делаю и зачем, – проговорила Молли. – Я что-то совсем запуталась. А потом, когда Роми избил меня, я так на него обиделась, что не стала выполнять его приказ. Поэтому я туда и не пошла. – Она помедлила и снова посмотрела на Анни. – А как это делают?
– Что делают?
– Ну, избавляются от ребенка?
Анни пожала плечами:
– Я только один раз такое делала. В прошлом году, когда меня Роми туда послал. Там были эти люди, все в синем. Они со мной не разговаривали, просто велели залезть на стол и помалкивать. Затем дали что-то вдохнуть, а потом я только помню, что проснулась. Уже снова похудевшая. Пустая…
– Это была девочка?
Анни вздохнула:
– Не знаю. Меня посадили в машину и снова отправили к нему.
Анни отпустила руку Молли, и это отстранение было не просто физическим. Она отдалилась, спряталась в свою раковину, где было место лишь для нее и ребенка.
– Молли, – сказала Анни после долгой паузы, – знаешь, ты не должна тут оставаться.
Слова, пусть даже прозвучавшие очень мягко, нанесли сокрушительный удар.
Молли повернулась на бок, лицом к Анни.
– Что я сделала не так? Скажи мне, что?
– Ничего. Просто так больше продолжаться не может.
– Почему нет? Я буду тебе помогать. Буду делать все…
– Молли, я говорила, что ты можешь остаться на несколько дней. Прошло больше двух недель. Милая, ты мне нравишься и все такое, но господин Лоренцо… он заходил ко мне сегодня. Выговаривал мне, что у меня кто-то живет. Сказал, что в нашем договоре это не предусматривалось. Поэтому я не могу позволить тебе остаться. Здесь слишком мало места для двоих. А когда у меня появится ребенок…
– Но ведь до этого еще не меньше месяца.
– Молли, – голос Анни прозвучал ровнее и тверже, – тебе надо найти себе квартиру. Я не могу оставить тебя здесь.
Молли повернулась к Анни спиной. «Я думала, мы можем стать семьей. Ты и твой ребенок. Я и мой. И никаких мужиков, подонков этих».
– Молли! С тобой все в порядке?
– Все отлично.
– Ведь ты меня понимаешь?
Молли устало дернула плечом:
– Наверное.
– Это же не прямо сейчас. Поживи еще несколько дней, подумай, куда пойдешь. Может, попробуешь еще раз позвонить маме.
– Ага.
– Она должна принять тебя. Она же твоя мама.
Не дождавшись ответа, Анни обняла Молли за талию. Тепло женского тела, округлый живот, прижатый к ее спине, наполнили Молли такой страстью, что она не могла сопротивляться порыву. Повернувшись к Анни лицом, она обняла ее за талию и притянула к себе, ощущая, что их животы прижались друг к другу, словно созревающие плоды. И внезапно она испытала огромное желание находиться в чреве Анни и быть тем ребенком, который скоро окажется в ее объятиях.
– Позволь мне остаться, – прошептала она. – Прошу тебя, позволь.
Но Анни твердо отстранила ее руки:
– Нельзя. Прости меня, Молли, но это невозможно. – Она отвернулась и отодвинулась на край кровати. – А теперь – спокойной ночи.
Молли лежала не шевелясь. «Что я такого сказала? Что я сделала не так? Ну пожалуйста, я буду делать все, что захочешь! Просто скажи мне что!»
Она знала, что Анни не спит; над ними висела напряженная темнота. Молли чувствовала, что Анни свернулась в такой же тугой калачик, как и она сама.
Но ни одна из них не заговорила.
Ее разбудил стон. Сначала Молли подумала, что это последние обрывки странного сна: младенец плывет по пруду, издавая странные звуки. Лягушачьи. Она открыла глаза: ночь, и она все еще в постели Анни. Из-под двери в ванную пробивается свет.