Эксперимент

– Я хотела сказать… Левиафан, я прошу прощения за своё мерзкое поведение, я прошу прощения за свои гадкие слова, которые мой рот посмел произнести. Я хочу, чтобы ты простил меня за танцы и за наркотики и никогда больше не вспоминал об этом. Я хочу, чтобы ты простил меня за всю ту боль, которую я тебе причинила за те три дня. Я была полностью не права. За те три дня я прошу у тебя прощения. Прости меня, пожалуйста…Я извиняюсь сейчас перед тобой, потому что поняла, что люблю тебя, поняла свои ошибки, поняла что за такие поступки надо хотя бы извиниться, ибо больше мне нечего сказать в своё оправдание…

Пока Лилит говорила, эго Левиафана поднимало растоптанное лицо из грязи, восстанавливало кости и кожу, отряхивалось от пыли и оскорблений. Смахивая с плеча частички унижения, эго гордо вскинуло бровями, запустило вновь цепкие пальцы в душу и сердце Левиафана.

«За все свои поступки, жестокие и не очень, мерзкие и иногда правильные, но обидные, за все свои интрижки, мстительные и безрассудные, за все свои слова, приятные и не очень, это первое извинение. Первое осознание и понимание собственноручно сделанной глупости, первое, но ещё такое слабое, еле трепещущееся чувство вины за содеянное. С каждым разом она всё больше и больше заслуживает уважения. Но вот что меня пугает. Она осознала свою ошибку, после того как узнала о смерти бабушки, после того, как я сам пришёл к ней. Видимо это первый и последний раз, когда Лилит извиняется, потому что у неё больше некому умирать, чтобы этой смертью заставить ее задуматься о совершенных поступках. А глупости и подлости она явно не в последний раз творила».

Левиафан обнял её, улыбнулся и прошептал:

– У нас всё будет хорошо. Сегодня такой день… я хотел бы преподнести тебе маленький подарок, который будет тебе напоминать обо мне. Хотя я и зарекался никогда ни одной женщине не дарить этого…

Он достал ювелирную коробку и протянул её Лилит, но девушка продолжала стоять, не шевелясь, и только удивленными глазами смотрела на него и на коробку. Левиафан вздохнул и открыл коробку.

В ней, на бархате лежала маленькая золотая вазочка с цепочкой, где-то полсантиметра в длину. В середине вазочки находился прозрачный куб то ли из стекла то ли, из какого-то камня, а в нём виднелось что-то бордово-серое.

– Это кусочек моего сердца, настоящего сердца, Лилит. Хотя бы этот маленький кусочек должен быть всегда рядом с твоим сердцем, – Левиафан опустил голову и едва слышно продолжил говорить, – когда ты меня решишь бросить, по настоящему, приди ко мне, сними его с шеи, брось на пол и растопчи ногой, прямо перед моими глазами. И тогда я пойму, что это настоящий конец и исчезну из твоей жизни. Я уйду туда, где никогда не смогу больше тебя услышать, где не смогу больше почувствовать тебя и твоё тепло. Обещай мне, что ты сделаешь то, о чем я тебя прошу.

Лилит подняла глаза и печально посмотрела на вампира.

– Как давно ты стал таким романтичным? Я не собираюсь тебя бросать и не хочу ничего даже слышать об этом.

– Просто скажи, что ты обещаешь! И выполни то, что пообещаешь!

– Хорошо. Я обещаю. – Лилит пожала плечами и посмотрела в любимые глаза.

33

Февраль проходил быстро и безболезненно для Лилит и Левиафана. Они оба старались просто наслаждаться друг другом, каждым мгновением проведенным друг с другом, каждым прикосновением. Бурные души, казалось, успокоились и престали жаждать злости.

Левиафан был нежен с Лилит, как будто она была как паутинка, которую, одно неверное движение, порвет. И если восстановить порванные сети, то она уже будет не тем, кем была прежде. Чужеродность всегда пугает, Левиафан привык к Лилит, которую он знал, другую он не хотел. Иногда она напоминала ему бабочку, которая сидит у него на ладони, и он не знает, что делать с этой ладонью. Если её сжать, чтобы бабочка не улетела, то можно раздавить бабочку. А сидеть с открытой ладонью очень страшно, страшно увидеть, как любимая бабочка вспорхнет и улетит, пошатываясь на ветру.